Журналист: Назад в СССР
Шрифт:
Значит, настало время нанести визит в наш парк, поскольку малая толика культуры и отдыха никогда и никому не бывала лишней. Для борьбы со скукой и притупления укоров совести — к экзаменам все-таки нужно готовиться! — я заскочил по дороге в магазин «Букинист» и прикупил там пару учебников по литературе, в очередной раз посетовав, что в этом времени нет смартфонов и интернета. Вдобавок эти учебники сыграют роль маскировки: сидя с ними на скамейке где-нибудь в укромной аллее и выслеживая Девушку из парка, я в глазах прохожих буду походить на обыкновенного абитуру, которыми накануне экзаменов наводнен весь город. Собственно им я и был в этом городе.
Шагая в сторону ЦПКиО, я невольно погрузился в воспоминания, благо ситуация тому способствовала.
В семье я так и остался одним ребенком,
Со временем я перестал просить у родителей братика или сестричку, поскольку вырос и уже в детском саду набрался кое-каких знаний о жизни. Но главной причиной было то, что всякий раз после моих просьб глаза мамы наполнялись слезами, и она умоляюще смотрела на папу. Папа тут же начинал нервничать, на его лице проступали красные пятна, на скулах играли желваки, и в итоге он выходил из квартиры в подъезд или во двор — курить.
А когда школа и дворовые приятели окончательно раскрыли мне глаза на секрет появления детей, я решил, что проблема была в папе. Наверное, он был бесплодным, иначе бы так не нервничал и не расстраивался всякий раз, когда его малыш заводил речь о прибавлении в семье. Но разве родители тогда могли объяснить мне, несмышлёнышу, все эти нюансы?
Вот поэтому я и рос в семье один. А теперь оказалось, что у меня вообще две пары родителей, и одну пару я никогда в глаза не видел кроме присланного ими фото.
Я настолько задумался, что едва не угодил под проезжавшую мимо черную «Волгу» ГАЗ-24. Водитель высунулся из окна и на ходу погрозил мне кулаком.
Но уже в следующую минуту ход мыслей увлек меня — хорошо, что я уже был возле входа в обитель культуры и отдыха.
Во всей этой невероятной истории была и еще одна странность.
Если Девушка в парке и в самом деле моя мама, поскольку ни на йоту не отличается от своего изображения на фото из нашего семейного альбома, почему тогда здесь, в 1980-м году она выглядит как моя ровесница — лет на восемнадцать? Выходит, что у нее пока нет ребенка, то есть меня, почти двадцатилетнего здоровенного лба? А когда же тогда я должен буду у нее родиться? Чепуха какая-то, к тому же на постном масле!
В парке между тем аллеи со скамеечками пестрели от молодежных прикидов и нарядов. Июльская жара — не лучшая пора просиживать штаны и юбки в читальных залах библиотек, поскольку кондиционеров, которыми сегодня оборудован любой, самый маленький магазинчик, в 1980-м году не было. К тому же, я еще раз убедился, насколько все студенты — и абитуриенты заодно с ними — бессовестно врут, говоря, что вовсе не готовились ни к вступительным, ни к сессионным экзаменам. По своему студенческому опыту прекрасно помню: кого ни спроси, никто учебники и конспекты и в руки не брал, а все летние экзамены беззаботно провалялся на пляже.
Зато теперь я обнаружил в парке Горького десятки абитуриентов, читающих, штудирующих и зубрящих различные учебные пособия. Студенческие сессии в вузах города завершились к началу июля, и теперь молодняк буквально оккупировал парк, периодически смещаясь к автоматам с газировкой, цистернам с квасом, а кто побогаче, обосновались в летнем кафе «Мечта», где на террасе под навесами и зонтиками можно было наслаждаться кружечкой-другой холодного пива «Жигулевское» и «Ячменный колос».
Только моей Незнакомки я нигде не встретил, хотя и обошел дважды все уютные и самые тенистые парковые аллеи.
Как знать, быть может, среди них сейчас есть и мои будущие однокурсницы. Или даже одногруппницы. Хотя в своей реальной — чуть было не сказал «предыдущей»! — жизни я никогда не заводил романов с молодыми журналистками, ни в институте, ни в редакциях газет и журналов, ни на радио или телевидении. Я всегда считал себя матерым одиноким и независимым волком, предпочитавшим никогда не охотиться на собственной территории. Ну, а если честно, моя работа и без того меня утомляла, потому что журналист, в отличие от токаря, слесаря или вагоновожатого, на работе находится всегда, круглые сутки. Проснулся, и ты уже на работе: обдумываешь очередной материал, прикидываешь, чего не хватает в твоей текущей статье, строишь в уме планы на ближайшие съёмки или радиорепортажи. И при мысли, что всё это я буду, непременно буду обсуждать со своей возлюбленной, на свиданиях ли, или в дальнейшей семейной жизни — мне сразу становилось не по себе. Уж лучше о львах и тиграх с молодой прелестной дрессировщицей, о непослушных учениках и бюрократе-директоре — с очаровательной тургеневской девушкой, преподающей в школе русский язык и литературу. Да хоть с красивой космонавткой — про реактор и любимый лунный трактор! Но только не про сдачу очередного номера в печать, о передовицах и «подвалах», заголовках и опечатках, гонорарах или видах на очередную подписную кампанию. Спасибо, сыт по горло этим и на работе!
То ли дело моя мама… Она библиотекарь, и это, на мой взгляд, прекрасная работа для женщины. С ней можно всласть болтать о книгах и журналах, поэзии и прозе, писателях и читателях…
Или та женщина, которая, судя по всему, является моей мамой в этом странном измерении времени, куда я угодил, хорошенько приложившись башкою к гранитному постаменту. Как я понял из письма и вложенного в него фото, она — геолог, и ездит в экспедиции вместе с моим теперешним отцом. Его на фотографии я, разумеется, тоже не узнал по той простой причине, что я никогда не видел в своей жизни этого мужчину. Наверное, ухаживать за молодой и очаровательной геологиней — одно удовольствие. Она в своей жизни, небось, столько интересного и удивительного повидала, не иначе, что и объездила пол-страны, так что можно и рта не раскрывать, чтобы ее развлекать — наверняка она засыплет тебя увлекательными рассказами о сибирской романтике или среднеазиатской экзотике.
И еще я почему-то был уверен, что в нашем парке культуры и отдыха в пору абитуры можно повстречать гораздо больше будущих геологинь, учительниц или даже библиотекарш, нежели журналисток. Ну, или, во всяком случае, очень надеялся на это. Журналистика — работа нелегкая, суровая, а иногда и откровенно жестокая и циничная, и я со своим богатым жизненным опытом не советовал бы идти в эту профессию юным и милым девушкам. Такая работа по плечу человеку взрослому, повидавшему жизнь и умеющему отличить чистую монету от пустышки. И научиться ей можно только на практике, трудясь в редакции, бесконечно переписывая неудачные места, а порой и целые тексты, часами просиживая у телефона в поисках интересных новостей, а потом отстаивая свои статьи и репортажи на редакционных летучках.
Поэтому, решил я, подытоживая свои размышления, надо чаще бывать в этом парке, тем более в оставшуюся пору абитуры. Глядишь, и встретится интересная, красивая, умная, добрая и скромная девушка.
А там мы будем посмотреть, философски заключил я. И в следующую минуту понял, что увлекшись своими размышлениями, не заметил, как подошел вплотную к дальней части парка, весьма популярной у городских спортсменов, поскольку зимой тут всегда обустроена крепкая кольцевая лыжня. Всю эту парковую область отделял от остальной территории глубокий овраг, поросший кустами, через который был перекинут широкий деревянный мост с высокими перилами. Они были тут не всегда, и причина их появления была весьма памятна для меня.