Жут
Шрифт:
– Какой плохой человек, этот конакджи! Он все выдал, каждое слово! А без него ты не нашел бы дорогу сюда и не напал бы на нас. И все же мой совет тебе пригодится.
– Какой совет?
Он вновь задумчиво потупил глаза. В его чертах отражалась борьба между страхом и коварством. Если он и впрямь решил угодить мне, то ему надо предать углежога, своего родича. Может быть, он придумывал какую-то увертку, чтобы выпутаться из своего теперешнего стесненного положения. Через некоторое время он очень доверительно посмотрел на меня и промолвил:
– Твоя жизнь
– Ах! Как так?
– Ты и впрямь сохранишь мне жизнь, если я скажу тебе об этом?
– Да, но я не верю, что ты скажешь нечто новенькое.
– О нет! Я уверен, что ты не догадываешься об опасности, грозящей тебе. А ведь именно конакджи заведет тебя на смерть.
– Ты решил ему отомстить, оболгав его?
– Нет. Он не знает, что я знаю, и остальные тоже не знают. Они лишь догадываются, что еще кто-то стремится отнять у вас жизнь. Только Мубарек знал об этом, но он теперь мертв.
– Так говори же и побыстрее, ведь у меня нет времени.
– Чтобы спасти свою жизнь, надо бы всегда располагать временем, эфенди. Не правда ли, ты ищешь Жута?
Я кивнул.
– Ты его самый заклятый враг. Старый Мубарек посылал к нему гонца, чтобы предостеречь о твоем появлении. Он также поведал, что вы его преследуете, но он, увлекая вас за собой, заманит вас прямо в руки Жута. А вот остальные, с которыми вы здесь справились, рассчитывали, что вы станете их добычей. Они устроили вам засаду, но вы ее счастливо избежали. Тем временем Жут отправился в путь; он пустился наперерез вам. Он уже поблизости, и вы погибли, если мы с моим шурином, углежогом, не спасем вас.
– Но ведь твой шурин тоже стремится отнять мою жизнь!
– До этой минуты стремился, ведь он тоже сторонник Жута. Но если я скажу ему, что вы спасли мою жизнь, хотя я был в ваших руках, то вражда его превратится в дружбу, и он приложит все силы, чтобы вас спасти. Я сам проведу вас в горы той дорогой, где вы уж наверняка избежите опасности.
Этот человек, столь же трусливый, сколь и коварный, придумал премилый план. Он задумал завлечь меня к углежогу, а там мы наверняка погибли бы, если бы доверились ему. Я сделал вид, будто и впрямь ему верю, а потом произнес:
– Так ты знаешь Жута?
– Конечно; он часто бывал у меня.
– А ты у него?
– Несколько раз.
– Где же он живет?
– Наверху, в Оросси. Он – вождь миридитов, и власть его велика.
– В Оросси? Мне говорили, что он живет в Каранирван-хане.
Юнак заметно испугался, едва я произнес это название, но затем покачал головой и ответил, улыбаясь:
– Тебе сказали, чтобы сбить тебя с толку.
– Но ведь есть место с таким названием?
– Я не помню такого, хоть знаю все здесь вдоль и поперек. Поверь мне, я говорил с тобой честно и откровенно.
– В самом деле? Посмотрим! Далеко отсюда до твоего шурина?
– Верхом всего четверть часа. Ты прибудешь в просторную, круглую долину, которую называют долиной
– И ты проведешь нас к нему?
– Да, и ты узнаешь о нем куда больше, чем я сумею тебе рассказать. Ваша жизнь зависит от того, поверишь ты мне или нет. Ладно, делай, что хочешь!
Халеф закусил нижнюю губу. Он с трудом сдерживал ярость, видя, что его считают таким легковерным. Я же, очень дружелюбно глядя на этого мошенника, доверительно кивал ему и отвечал:
– Вполне вероятно, что ты говоришь нам правду. Но ведь мне надо убедиться, честен ли ты?
– Убедись, эфенди! – воскликнул он радостно. – Ты увидишь, тебя я не обману.
– Ладно, подарю тебе жизнь. Но все равно мы тебя свяжем на какое-то время.
– Для чего?
– Чтобы остальные не заподозрили, что ты нам признался. Пусть они думают, что тебя ждет та же участь, что их.
– Но ты дашь мне слово, что развяжешь потом меня?
– Обещаю тебе, что очень скоро ты снова будешь свободен и тебе нечего опасаться нас.
– Так связывайте меня!
Он протянул руки. Халеф снял его пояс и связал ему руки за спиной.
– Теперь подожди-ка здесь с этими двумя, – сказал я хаджи. – Я пойду, чтобы позвать спутников.
Баруд эль-Амасат все еще лежал без сознания. Удар Халефа был очень сильным.
Я вернулся тем же путем, каким мы шли сюда. Повода обследовать местность не было. Допрос Юнака не принес желанного успеха, ведь я намеревался узнать что-то наверняка о Жуте и Каранирван-хане. Правда, я мог отхлестать его плеткой, чтобы выбить признание, но мне этого не хотелось. Я надеялся, что и так добьюсь своего.
Я отыскал Сандара. Он все еще лежал без сознания, однако пульс его стал биться сильнее. Тогда я пошел туда, где были привязаны Бибар и Суэф. Оба очнулись. Когда аладжи увидел меня, он зло засопел, уставился на меня налитыми кровью глазами и, собравшись с силами, попытался сбросить путы – напрасно!
– И не старайся! – сказал я ему. – От судьбы не уйдете. Смешно, что такие люди, как вы, у которых ни капельки ума в голове, вздумали тягаться с франкским эфенди. Я доказал вам, что ваши затеи – всего лишь глупые мальчишеские выходки. Я полагал, что вы хоть когда-нибудь поймете, как вы глупы, но мягкость моя была напрасна. Теперь, наконец, наше терпение иссякло, и вы получите, что готовили нам – смерть. Вы ничего иного не хотели.
Я знал, что нельзя сильнее уязвить аладжи, чем назвав его глупцом. Разумеется, толика страха перед смертью ему не помешала бы. Потом я подошел к краю скалы и увидел своих спутников.
Оско заметил меня и окликнул:
– Это ты, сиди! Слава Аллаху! Тут все пока хорошо!
– Ладно. Развяжите конакджи; пусть он карабкается наверх. Ты пойдешь за ним следом и захватишь с собой все ремни или шнуры, что у вас есть. Омар пусть останется с лошадьми.
Вскоре оба поднялись наверх; впереди шел конакджи. Я встретил его, потрясая револьвером: