Зигзаг удачи
Шрифт:
В поисках выхода из планово-финансового тупика коллектив монолитно молчал. Орешников Мгновенно оценил обстановку.
– Друзья мои!
– звонко сказал он.
– Они не пойдут сейчас сниматься. Они заняты. Им не до нас. Они моются, стригутся, покупают елки, шампанское и мандарины. Их можно понять, а понять - значит простить. Именно поэтому мне пришел в голову маленький всенародный почин.
– Поделись своими мыслями, Володя!
– оживился Полотенцев.
– Что делают в театре, когда нет пьес?
– спросил Владимир Антонович.
– Не знаю… - отозвался лаборант Юра.
– Наверное, ничего не делают…
– Ответ неверный!
– сказал Орешников.
– В подобных случаях артисты сами пишут пьесы… А что делают в вытрезвителе, когда не выполнен план?
– Сами надираются!
– радостно догадался ретушер Петя, который это дело уважал.
– Умница!
– одобрил его Орешников.
– А что делают в родильном доме, когда не выполняют план?… Впрочем, это неудачный пример!
– пресек оратор игру фантазии.
– Раз нам некого снимать, будем снимать самих себя!
Вновь наступила тишина, а затем раздался смех. Смеялась фотограф Лидия Сергеевна, которая на правах красотки позволяла себе многое.
– Я считаю ваш смех, Лидия Сергеевна, - призвал ее к порядку Полотенцев, - оскорбительным! Владимир Антонович внес неплохое предложение, которое стоит обсудить.
Первой откликнулась на Почин председатель месткома Алевтина Васильевна, женщина молодая, энергичная, незамужняя и, к сожалению, внешне похожая на своего некрасивою папу. Всю нерастраченную женскую нежность Алевтина расходовала на общественную работу.
– Товарищи!
– сказала она с пафосом.
– Мы никого не будем агитировать и тем более принуждать. Все на добровольных началах. Нам представился очередной случай проявить сознательность. Каждый, как всегда, будет действовать но велению сердца и гражданского долга. Я, например, снимусь в трех ракурсах: в фас, в профиль и в полный рост. Запишите меня, Ира!
Лаборантка Ира, которая на всех совещаниях вела протокол, открыла фамилией Алевтины список добровольцев и выжидающе посмотрела на Юру. Пять месяцев назад они полюбили друг друга. Их роман протекал в темноте лаборатории, и в этот период «Твой портрет» выдавал немало брака.
– Мы с Ирой тоже щелкнемся, но в трех видах нам дорого!
– вздохнул Юра.
– Вы что, беднее других?
– кинулась в атаку Алевтина, которая только что распространялась про демократию.
– Войдем в их положение!
– встрял в перепалку Орешников.
– Люди копят на квартиру. Люди не могут построить семью, ведь на строительство счастья тоже нужны деньги!
Алевтина была непреклонна:
– Ира замуж хочет, а мы из-за этого план не должны выполнять?
– Ладно, - отступила Ира, - мы с Юрой сфотографируемся в трех ракурсах!
– Пусть мне кто-нибудь объяснит разницу между добровольным и принудительным, - подал реплику Орешников, но почему-то именно эти слова не привлекли внимания.
– Я приведу сниматься маму!
– пообещал ретушер Петя.
– Прекрасная идея!
– воодушевился директор.
– Давайте тащите сюда родственников, детей, бабушек, дедушек, друзей - всех волочите, кого сумеете…
– Боюсь, что прогрессивка, которую мы получим, за выполнение плана, - желчно усмехнулась Лидия Сергеевна, - вряд ли окупит расходы по нашим снимкам.
– А мы не думаем о личной выгоде!
– мягко пожурила ее Алевтина Васильевна.
– Мы находимся в обстановке небывалого подъема! Впрочем, вас, Лидия Сергеевна, никто не заставляет.
– Лидия Сергеевна, снимитесь!
– примирительно сказал Орешников, который понимал толк в женской красоте.
– Будет хоть одна фотография, на которую приятно смотреть.
– Начнем с того, что снимемся все вместе!
– резюмировал директор.
Это предложение было поддержано с удовольствием. Сотрудники относились друг к другу с глубокой симпатией. Коллектив не раздирали распри, а, наоборот, подпирала дружба. Вместе встречали праздники, гуляли на днях рождения, устраивали культпоходы и лыжные вылазки.
Собрание проходило непосредственно в фотопавильоне. Женщины сели, мужчины, среди них и Орешников, встали сзади, образовав живописную группу. Кирилл Иванович собственноручно нажал на автоспуск, будто перерезал алую ленточку, подбежал и плюхнулся на свободный стул между Лидией Сергеевной и Алевтиной Васильевной.
Автоспуск сработал, издав свистящий звук, и тотчас раздался посторонний голос:
– Есть здесь кто-нибудь живой?
– и шторы при входе раздвинула старушка, очень старая.
– Одну минуточку!
– попросила ее обождать Алевтина Васильевна.
– Товарищи! У нас на повестке дня еще есть вопрос. Нужно, чтоб кто-то собрал членские взносы в кассу взаимопомощи. Костя-то в отпуске.
Желающие не находились. Никто не хотел брать на себя эту мороку, потому что, как известно, выбивать членские взносы - это каторжный труд.
Кассы взаимопомощи устроены для того, чтоб в трудные минуты жизни пайщики шли одалживать деньги не у приятелей, портя с ними отношения, а в кассу, то есть у самих себя.
Если пайщик взял деньги и не думает их возвращать, то сумму долга удерживают из его зарплаты. Очень гуманная мера. Когда-то должников сажали в тюрьму, а у одного из индейских племен за долги до сих пор лишают имени и фамилии.
Касса взаимопомощи демократична. Вносят в нее в зависимости от зарплаты, а берут в зависимости от нужды.
Орешников снова выдвинулся на первый план:
– Дорогие мои земляки! В моей голове родилась еще одна мысль. Я выдвигаю свою кандидатуру на пост сборщика взносов вместо Кости, который был либерален и не умел вынимать из нас деньги.