Зигзаг удачи
Шрифт:
– Оля послушно надела пальтишко и пошла за Орешниковым.
– На улице современная Золушка робко спросила:
– А куда мы пойдем, Володя?
– Хотелось бы пойти туда, где побольше тепла и поменьше людей, - поеживаясь от холода, ответил современный принц.
– Чтобы попасть в кафе, надо стоять в очереди, в кино не достать билетов, музеи уже закрыты, в церквах не топят, а метро в нашем городе нет. И все-таки, Оля, вам повезло, что вы встретились со мной! Пошли!
– В искусстве, как в спорте, главное не рекорды, а массовость. Важно, чтобы спортом занимались все - от академика до колхозника. И так же важно, чтобы пьесы писали все - от колхозника до академика. Подлинный расцвет драматургии наступит тогда, когда пьесы начнут сочинять массы, а не отдельные выскочки. На пути развития драматургии, как и на остальных путях, уже имеются достижения. С каждым годом количество авторов растет. Пьес столько же, сколько, например, министерств, то есть очень много, просто не сосчитать. А ставить театрам нечего!
– Орешников и Оля успели к городскому театру как раз к началу спектакля. Шла пьеса, которую сварганил для выполнения плана местный артист.
– Билеты в кассе были. Но Орешников подошел к окошку администратора и поздоровался:
– Добрый вечер, Марк Яковлевич!
– Здравствуй, Володя!
– улыбнулся ему администратор.
– Как отец?
– Выздоравливает и завтра явится на репетицию. Вы мне не дадите два места в партер?
Марк Яковлевич охотно выписал ему места в девятом ряду.
По мраморной лестнице они поднялись в фойе, где висели портреты артистов, снятых в их ранней молодости. По навощенному паркету Орешников подвел Олю к буфетной стойке, они выпили шампанского, закусили пирожным «эклер», и еще Орешников купил несколько конфет, чтобы есть их по ходу представления.
– Вы знаете, Оля, я тоже играл в этом театре, - рассказывал он.
– Я сделал гигантскую карьеру. Я начинал с восьмого солдата, а доигрался до того, что у меня была реплика: «Наши взяли город!» Это было вершиной моего творчества!
Оля рассмеялась.
Прозвенел третий звонок. Орешников и Оля устремились в зрительный зал.
– Здесь тепло, - сказала Оля, усаживаясь, - и кресла мягкие…
– А главное, мы, можно сказать, одни!
– заметил Орешников, тоже усаживаясь.
– Оглянитесь по сторонам!
Оля огляделась. По партеру, кроме них, было разбросано шесть парочек. Две парочки укрылись в бельэтаже. А еще одна парочка на балконе уже целовалась, не дожидаясь, пока погаснет свет.
Но вот огромная хрустальная люстра перестала сверкать. Оркестр из семи грустных музыкантов сыграл торжественную увертюру. Раздвинулся занавес. Декорация изображала сегодняшнюю пятиэтажную деревню. Толпа колхозников, одетых по последней моде, заимствованной из французского журнала «Вог», смотрела на героя и героиню. Причем артистов на сцене было значительно больше, чем зрителей в зале.
– Ты смотри, не бросай родную деревню!
– сразу начал разрабатывать конфликт герой.
– Деревня не удовлетворяет мои духовные устремления!
– заартачилась героиня.
– Мы скоро троллейбус по главной улице запузырим!
– пообещал герой.
– И высотный коровник отгрохаем, в двадцать семь этажей!
– А как же коровы будут лазить на такую высоту?
– ехидно спросила героиня. Артисты дружно рассмеялись, потому что по замыслу автора это была юмористическая реплика, на которую следовало смеяться.
– Мы их на лифте будем подымать! Не уезжай ты, горька ясная, не ломай золотую любовь… - речитативом заканючил герой.
Орешников и Оля не сводили глаз друг с друга. Им было очень хорошо. Мешали только артисты, потому что говорили громко.
28 ДЕКАБРЯ
Назавтра сотрудники фотографии приносили себя в жертву, вдохновленные решением общего собрания. Как одни человек, пришли шестнадцать Полотенцевых, дружно пошумели, внесли вклад, вгоняя при этом в пот обоих фотографов, и разбежались по городу.
Когда Алевтина приступила к выполнению долга, ее охватил энтузиазм.
– Опустите голову!
– попросил Владимир Антонович, не предполагая, что наносит смертельный удар по священному порыву.
Вложив свой кирпич в здание годового плана, Алевтина возвратилась на рабочее место. Здесь ее поджидал незваный посетитель. Он сидел в распахнутом пальто, под которым виднелся выходной костюм, белая рубашка и галстук, вывязанный узлом величиной с диетическое яйцо высшей категории. В одной руке посетитель держал шапку, в другой - цветок.
Увидев этого человека, Алевтина покраснела.
– Здравствуй, Аля!
– сказал Иван Степанович Калачев.
– Вы зачем пришли?
– нелюбезно встретила его приемщица.
– Фотографироваться, - улыбнулся Калачев.
– А что, в городе другой фотографии нет?
– Ваша самая лучшая.
– Вы с цветком будете сниматься?
– не удержалась от шпильки Алевтина.
– А ты не язви!
– с укором сказал Иван Степанович.
– Цветок тебе! А зимой цветы очень дороги!
– А с чего это вы так расщедрились?
Тут Калачев решил, что настал удобный момент, хватит тянуть резину, пора брать быка за рога:
– Ты пойми, Алевтина! Я целую ночь не спал, думал, взвешивал! Более подходящей жены мне не найти. Сам-то я немолодой уже, малопривлекательный, живот растет, а на голове наоборот! С тобой мы два сапога - пара! Обмакивать я тебя не буду, и ты меня не будешь - кто на тебя польстится?
Такого Алевтине еще никто и никогда не говорил. По сути дела Калачев установил рекорд!