Зиккурат
Шрифт:
А между стелами виднелся короткий столбик. Верх его был гладкий, будто срезанный. Перед ним стояла большая треугольная плита. На ней лежал полуголый сангнхитский подросток с блестящим телом, натертым чем-то маслянистым. Рядом с плитой высилась фигура, сокрытая расшитым черными узорами пурпурным саваном. По бокам стояли еще двое, в алых балахонах.
Из стен лились звуки в каком-то диковинном ритме. Незримые арфа и бубен источали гипнотическую мелодию. Звучала тягучая песня, густые ноты, выводимые низкими голосами невидимых певчих, эхом отражались от стен. Если бы не условия, в которых она исполнялась, песня могла бы показаться красивой.
Пурпурная фигура повернулась в зал. Кудур-мабук! Главный Контактер медленно провел взглядом, всматриваясь в ряды окутанных полутьмою сангнхитов. На секунду испепеляющий взгляд остановился на мне, и в этот миг через глаза его бездна заглянула в меня.
Песня окончилась. Последняя нота растворилась в пропитанном пряным дымом воздухе и установилась напряженная тишина. Кажется, воздух над столбиком начал мерцать. Струи дыма, поднимавшиеся из золотых шаров, увеличились, превращаясь в сизые столбы. Плавно струясь вверх, они растекались по сумрачному потолку, опускаясь на наши головы бледным туманом. Глубокий двойной голос Кудур-мабука заговорил на сангнхиле. Иддин-даган негромко стал переводить мне, сохраняя надменные интонации Главного Контактера:
– Они пришли. Великие анаким. Почти все…
Рябь пробежала по мутной поверхности в каменных чашах. Когда сизый смог затянул все пространство, дымовые столбы нарушились, непонятным образом распадаясь от середины на клубы, кольца и завитки, в которых с каждым мигом все отчетливее проступали странные образы и очертания, ежесекундно сменяя друг друга.
– …Вот, они здесь, я вижу: Ан и Эа, и Энлиль, и Мардук, и Нергал, и Ашшур, и Нингирсу…
Стены, стелы, фигуры сангнхитов – все начало еле заметно подрагивать как испорченная голографическая картинка. Видимое становилось призрачным, до странности нереальным.
– …Иштаран и Забаба, Гатумдуг и Дамкина, Дингирмах и Ашшурит, Пабильсаг и Нинзадим, Набу и Шара, Ишкур и Нисаба, Нинкаррак и Эрешкигаль…
Лишь рисуемые дымом мимолетные силуэты и низкий, утробный голос Главного Контактера наперекор всему остальному казались все более настоящими, приходящими из иного, действительно подлинного мира.
– …Бау, Гештинанна, Эннуги, Думузи, Ниназу, Гирра, Нару, Энки, Нингирма, Даган и великие Удуг!
Я узнал имена. И понял, кто такие анаким. И то, что сейчас произойдет. И не хотел этого видеть. Сердце защемило. Спина взмокла.
– За помощь в принятии землян, – монотонно продолжал шептать Иддин-даган, – анаким просили отдать Энмеркара, сына Набу-наида.
Сгусток слабого света, стянувшийся над столбиком, начал пульсировать. Стены, пол и интерьер перестали казаться исчезающими, но продолжали чуть заметно подрагивать. Мелькающие в дыму тени утратили какую-то неуловимую толику достоверности. Неподвижными и реальными оставались молчаливые фигуры сангнхитов. Царило чувство, будто все мы замерли между двумя мирами…
– Ныне случилось небывалое. Четыре с половиной тысячи лет назад, – переводил Иддин-даган, – войска Ся прогнали нас. Наш дом был потерян. Оставшиеся сангнхиты покорены. Спасшимся пришлось долго скитаться. Тяжко работать. Многие погибли. Пока мы не приспособились. Ся – древний враг. Сегодня вы увидите небывалое. К нам прибыл соглядатай. Потомок империи Ся. Впервые за много тысячелетий. Мы рады отдать его. Анаким рады принять его. Первым будет соглядатай Ся. Энмеркар пойдет за ним.
Толпа единогласно проревела:
– ХЕ-АМ!!! [5]
Крики сотрясли стены. Плита опустилась вниз. Поднимается уже пустой. Двое выводят Суня. Бледный и потерянный. Его медленно подводят к плите. Он не сопротивляется. Кладут на стол. Разводят ему руки. Поклонившись, балахоны уходят. Кудур-мубук поднимает нож. О нет!
Господи, помилуй! Господи, спаси нас! Господи!
И тут разом отступили куда-то, померкнув, дрожащие стены и судорожно изгибающиеся пряди дыма. Мир раскрылся. Словно пелена спала с глаз. Дух замер. Стало тепло.
5
Да будет так, да сбудется (шумер.).
Душа затрепетала и распустилась как цветок.
Изнутри воскипает восторг…
Лучезарная сладость…
Благоухающий свет…
Веяние тихого ветра…
Сияющий мир, сотканный из любви…
Я открыл глаза.
В этом подлинном мире святой красоты
всю свою жизнь я вижу как след ступней на песчаном берегу…
И рядом – цепочка следов Другого…
Лицо откликается улыбкой…
Господи!
Окрыленная лаской душа устремляется ввысь…
Выше…
Там, где отступают любые образы
и облетают шелухою бессильные слова, мысли и чувства…
меня встречает Отец!
Жертвенный нож выпал из ослабевшей руки жреца. Море голов охватило замешательство.
– Анаким… Они уходят… Землянин… Он прогнал их!
– Не я… – произнес Софронов. – Это Тот-О-Ком-Не-Говорят.
Редеющие лохмотья сизого дыма расползались по полу. В зале стало светлее. Контактные стелы с грохотом треснули. Дрожь прокатилась по телам. Толпа отхлынула. Кто-то крикнул. Кто-то вскинул руки, будто защищаясь от яркого света. Кто-то жадно подался вперед.
Нарам-суэн вспомнил и узнал – кто во время штурма заставил его отойти от стены за мгновение до взрыва. Самгар-нево вспомнил и узнал – кто исцелил Мелуххе после месяца тяжкой болезни, когда даже исправщики признали себя бессильными. Иддин-даган вспомнил и узнал – кто избавил его от справедливого царского гнева, сохранив семью от позора и нищеты…