Зиккурат
Шрифт:
Он посмотрел на меня с сомнением, потом кивнул и шагнул в дом.
Я же остался во дворе. Поразмыслив, направился к лавочке под высокой липой, присел, вытянул ноги. За тот час, что мы здесь бродим, успел нагулять ощутимую усталость. Забор защищал от ветра, поэтому было не так холодно, как снаружи. Но и не жарко, совсем нет. В череде облаков, плывущих сверху, то и дело случались прорехи, и тогда местное солнце на короткий миг освещало двор, а потом все снова темнело.
По двору бродили местные куры, копаясь в земле. Наверняка это какие-то другие птицы. Поменьше кур, с черными клювами и коричневыми перьями. Справа от ворот темнело выложенное закопченными камнями кострище со старой золой. Левее, возле дома, высилась поленица. Дальше стояла метла и бочка с темной водой.
Душу затопляла апатия, расшевелить которую было не под силу даже диковинкам неведомой культуры. Еще вчера, когда я готовился к огромному массиву работы по астрографии, меня распирало от планов, сил, решимости. Да, объем вырисовывался нешуточный, понимаю, почему Сунь в итоге спасовал. Это все равно что гору руками раскидать. Но можно было сдюжить. Можно. Жаль, что моей уверенности не хватило на остальных.
Они решили положиться на волю случая. Именно так, а вовсе не на волю Бога. Уж я-то патерики читал, может, и поболе Васиного. Не молились мы, не постились, не вопрошали и жребия не метали. Подменили волю Божию голосованием, теперь и получили поделом. Нет здесь волшебного ключика. Проблема все та же, но теперь уже действительно – нерешаемая. Отсюда толком карту звездного неба не составишь. Оптика у нас не та, телескопы сквозь атмосферу не потянут.
Вот и пусть сами выкручиваются, как знают. А я отдохну. На лавочке посижу. На «Арксе» – тоже. Ну, за сканированием послежу, много времени не займет, вроде как при деле, не придерутся. В политических интригах с дварами участвовать не намерен. Пусть сами.
Я спрятал зябнущие кисти рук в подмышки и, склонившись, задумался над словами капитана. О том, что мы можем застрять здесь на всю жизнь.
А так ли в действительности дорога мне Земля? И чем? Что меня там ждет, что держит? С родителями я не общаюсь лет десять. Это если по-серьезному. А вообще, конечно, звоню время от времени, посылаю открытки на День Подарков и День Объединения, обязательно приезжаю на день рождения отца или матери, и на день их свадьбы тоже, если получается. Как и Кристи с Мартином… но стоит нам собраться за одним столом, общение ограничивается пересказом давно пережеванных скучных новостей друг про друга, отцовского хобби и приготовленной матерью еды. Нам нечего сказать друг другу.
Два часа я сижу, ем, улыбаюсь, киваю, а про себя лихорадочно соображаю, чем бы занять мозги, пока они окончательно не спеклись. Я признателен родителям за мое рождение и воспитание, но даже по телефону нам не о чем говорить дольше двух минут.
Я люблю их издалека. И отсюда бы, пожалуй, любил еще больше. Единственное, что смущает – хотелось бы, чтобы они знали, что со мной все в порядке, и не беспокоились.
Что еще? Эта дура Марлен уже три года как счастлива с новым мужем, если только и с ним не развелась. Друзей толковых нет. Пожалуй, Суня и Тези Ябубу я с куда большим основанием могу назвать этим словом. Но и здесь остаться… без цивилизации, без сети, без работы, без компьютеров, без старинных улочек и кафешек нашего городка…
А еще – раз я теперь крещеный, интересно бы встретиться на Земле с настоящими христианами. Носителями опыта и традиции. Вроде Эпихрония. Если такие остались.
Полог зашуршал и из дома вышла девушка. Глянув на меня, улыбнулась. И это была первая девичья улыбка, увиденная мною за полтора года. Те несчастные, которых к нам привели на Агане, не улыбались – куда уж там.
Легкой походкой она прошествовала к корытцу, а за ней следом побежали здешние «куры». Высыпала в кормушку горсть зерен, и несушки, толкаясь, застучали клювами по деревянному дну. Дварка снова посмотрела на меня и пошла к лавочке. Я нацепил на лицо вежливую полуулыбку, а сам внутренне напрягся от параноидальной мысли… Не такой уж глупой, если вспомнить, какой прием нам устроили сангнхиты, и чем это в итоге закончилось.
Быть может, Вася и Тези Ябубу уже лежат сейчас с перерезанными глотками в темноте этого каменного склепа. Или еще что похуже…
Девушка остановилась в трех шагах от меня и сложила на животе руки, ладошка в ладошку. Красавицей ее не назовешь, но и дурнушкой тоже. Застенчивая улыбка смягчала широкое личико, сужающееся к подбородку, большие темные глаза светились любопытством.
Я нервно посмотрел за ее спину во двор – не готовится ли там кто выскочить, пока она меня отвлекает?
Дварка заговорила первой, и с небольшой задержкой транслят перевел:
– Привет. Я – Санэ. Кто ты?
– Мое имя Клаус. – Пока призап на груди озвучивал эту фразу на сангнхиле, я как бы невзначай подобрал под себя правую ногу и опустил к штанине руку.
Теперь, если что, достать гранату будет делом двух секунд. Вот только будут ли у меня эти секунды?
– Откуда ты? – продолжала девчонка.
– С Далекого Дома.
– А где это?
Тут снова зашуршал полог, и я, дернувшись, схватил пальцами гранату сквозь ткань комбинезона. Во двор вышел двар с кучерявой бородой и строго посмотрел на нас. Загнув штанину, я почти дотянулся до холодного металлического бруска. Девушка побежала к мужчине, тот ей что-то строго выговорил, хмуро погладывая в мою сторону, а потом увел в дом.
Я глубоко вдохнул, выдохнул и отпустил задранную штанину.
На следующий день мы снова ходили в гости к Тарму – так звали отца Когга. Нас угощали обедом, из всех блюд запомнились вареные клубни вроде картофельных, залитые соусом мясного вкуса, но ярко-зеленого цвета. Дочери хозяина – Санэ и Киа прислуживали за столом. Первая, уже знакомая со вчерашнего утра, всякий раз, как подавала мне миску или ломоть ржаного хлеба, улыбалась. Вторая, Киа, была постарше, намного красивее и держалась скромнее, если не сказать строже.
Когда я вышел во двор, посидеть на той же лавочке, Санэ подметала двор жесткой метлой. Я смотрел, как она метет, поднимая облачко пыли перед собой, и чувствовал, что, закончив с этим, дварка подойдет ко мне. Так и случилось.
Теперь она даже села рядом со мной, хотя и с другого края лавки. В ответ на мои благодарности в адрес обеда попросила рассказать про Дальний Дом, и я подумал, что ее подослали вытянуть из меня информацию.
Но чем дольше я говорил, тем больше сомневался в таком выводе. Уж слишком очевидные вещи интересовали девушку. Она даже не имела представления о космосе и планетах! По-видимому, местные жители не считают необходимым обременять простолюдинов излишними сведениями об устройстве мира и истории собственного народа. Мне пришлось поведать ей о великой пустоте, в которой висят на огромном расстоянии друг от друга небольшие огоньки-звезды. И вокруг этих огоньков кружатся пылинки, которые для нас кажутся столь огромными, что мы живем на них, не замечая их настоящей формы. Привел сравнение с муравьем и тарелкой, не знаю, правда, как транслят это перевел.
Я объяснил, что пылинки, на которых мы живем, кружатся возле разных звезд, но когда-то все наши предки жили в одном месте, которое называлось Землей. А потом предки дваров и предки сангнхитов покинули родину и заселили другие миры. Собственно, я просто пересказал ей услышанное с призапа Софронова еще на Агане. Санэ сидела рядом тихо, как мышка, и внимала, хлопая ресницами. Когда я выдохся, она восторженно протянула:
– Как ты длинно говоришь! Словно Форр!
– Кто такой Форр?
– Говорящий с богами.