Зима мира
Шрифт:
– Обещаешь? – сказала мама.
– Обещаю.
Этель успокоилась. Минуту спустя она напудрилась – и выглядела уже почти как обычно. Она допила чай. Потом надела пальто, и они с Берни ушли.
– Ну ладно. Я тоже ухожу, – сказала Милли.
– А ты куда? – спросил Ллойд.
– В «Гэйети».
Это был мьюзик-холл в Ист-Энде.
– А шестнадцатилетних разве пускают?
– Это кому шестнадцать? – она бросила на него озорной взгляд. – Уж не мне, конечно. Во всяком случае, Дейв идет, а ему всего пятнадцать, –
– Ну, хорошего вам вечера.
Она направилась к двери, но вернулась.
– Смотри, чтоб тебя и правда там не убили, дуралей! – Она крепко обняла его и вышла, больше ничего не сказав.
Услышав, как хлопнула наружная дверь, он подошел к телефону.
Ему не нужно было долго вспоминать номер. Он отчетливо помнил прощание с Дейзи – как она обернулась, уходя, и, обаятельно улыбнувшись из-под соломенной шляпки, сказала: «Мэйфэр, два-четыре-три-четыре».
Он поднял трубку и набрал номер.
Что он собирался сказать? «Вы сказали, чтобы я позвонил, – вот я и звоню»? Это было глупо. Сказать правду? «Не то чтобы я вами восхищался, но просто не могу выкинуть вас из головы…» Можно было бы ее куда-нибудь пригласить, но куда? На собрание партии лейбористов?
Ответил мужской голос.
– Добрый вечер. Вы позвонили миссис Пешковой.
Ллойд подумал, что, судя по почтительному тону, трубку снял дворецкий. Ну конечно, мать Дейзи арендовала в Лондоне дом с прислугой.
– Это Ллойд Уильямс… – он хотел добавить что-то, объясняющее или оправдывающее его звонок, и сказал первое, что пришло на ум: – Из колледжа Эммануэль. – Это ничего не значило, но он надеялся, что произведет впечатление. – Могу я поговорить с мисс Дейзи Пешковой?
– К сожалению, ее нет, профессор Уильямс, – сказал дворецкий, решив, что звонит преподаватель. – Все ушли в оперу.
Ну конечно, разочарованно подумал Ллойд. Ни одна светская особа не станет вечером сидеть дома, тем более в субботу.
– Да, я вспомнил, – солгал он. – Она мне говорила, что пойдет, но я забыл. Ковент-гарден, не так ли? – он затаил дыхание.
Но дворецкий ничего не заподозрил.
– Да, сэр. Насколько я помню, они пошли на «Волшебную флейту».
– Благодарю вас, – сказал Ллойд и положил трубку.
Он пошел к себе в комнату и переоделся. В Вест-Энде обычно надевали вечерний костюм, даже когда шли в кино. Но что он будет делать, когда окажется там? Денег на билет у него не было, к тому же опера скоро кончится.
Он поехал на метро. Лондонский Королевский дом оперы располагался неприлично близко к фруктовому и овощному рынку. Два этих учреждения ладили, так как часы их работы не пересекались: рынок начинал работать с трех-четырех часов утра, когда даже самые большие любители развлечений отправлялись по домам, и закрывался до начала первого спектакля.
Ллойд прошел мимо закрытых досками рыночных рядов и заглянул
– Во сколько опускается занавес?
Будь он в своем твидовом костюме – ему бы наверняка ответили, что это не его дело. Но смокинг был одеждой аристократии, и служащий ответил:
– Минут через пять, сэр.
Ллойд сдержанно кивнул. Если бы он сказал «спасибо», он бы выдал себя.
Он вышел из здания и прошелся по кварталу. Сейчас было затишье. В ресторанах заказывали кофе, в кино мелодрамы приближались к кульминации. Скоро все изменится – на улицах появятся толпы людей, зовущих такси, направляющихся в ночные клубы, целующихся, расставаясь на автобусных остановках, и спешащих на последний пригородный поезд.
Он вернулся к Дому оперы и вошел внутрь. Оркестр молчал, публика только что начала выходить из зала. Освободившись после долгого сидения в своих креслах, все оживленно беседовали, хвалили певцов, критиковали костюмеров и планировали поздний ужин.
Он увидел Дейзи почти сразу.
Она была в лавандово-лиловом платье с открытыми плечами и в маленькой накидке из меха норки цвета шампанского и выглядела восхитительно. Она вышла из зала во главе небольшой компании парней и девушек ее возраста. Ллойд огорчился, узнав в идущем рядом с ней по лестнице, застеленной красным ковром, Малыша Фицгерберта. Тот нашептывал ей что-то, и она весело смеялась. Следом за ней шла та интересная немецкая девушка, Ева Ротман, в сопровождении высокого молодого человека в парадном военном мундире.
Ева узнала Ллойда и улыбнулась. Он обратился к ней по-немецки:
– Добрый вечер, фройляйн Ротман. Надеюсь, вам понравилась опера?
– Очень понравилась, спасибо, – ответила она. – Я не заметила вас раньше в зале.
– Эй, народ, говорите по-английски! – благодушно окликнул их Малыш. Судя по голосу, он был слегка нетрезв. Он был по-своему обаятелен, этакий беспутный гуляка, похожий на мрачноватого, но симпатичного подростка или породистую собаку, получающую слишком много лакомств. У него была приятная манера общения и наверняка он мог и очаровывать, когда ему это было нужно.
– Виконт Эйбрауэн, – сказала Ева, – это – мистер Уильямс.
– Мы с ним знакомы, – сказал Малыш. – Он учится в «Эмме».
– Здравствуйте, Ллойд! – сказала Дейзи. – А мы идем в трущобы!
Ллойд уже слышал это выражение. Это означало – ходить по забегаловкам Ист-Энда и развлекаться среди рабочих такими зрелищами, как, например, собачьи бои.
– Я уверен, что Уильямс знает такие места, – сказал Малыш.
Ллойд задумался лишь на миг. Готов ли он был терпеть Малыша ради того, чтобы быть в компании с Дейзи? Конечно, готов!