Зима от начала до конца (сборник)
Шрифт:
– Твой, конечно, спору нет. И я советую тебе собирать его в мешки и продавать нам, если он нам нужен.
– Ты нащупал интересную тему, – откликнулся Сдобсен. – За границей считается обычным делом…
– Нет, мне некогда тут с вами прохлаждаться, – вдруг заявил Пронырсен. – Меня ждут дела. Когда хочешь переделать жизнь, тебе недосуг ползать под столами и швырять камни в реку.
– Ты хочешь сказать… – начал было Сдобсен.
– Именно так, – ответил Пронырсен. – Спасибо за хлеб-соль.
И ушёл.
– Наконец-то, –
Он вытащил руки из карманов. Одну осторожно прижал к груди – в ней сидел утёнок.
– Кля, кля, – сказал он.
– Заговорил! – закричал Простодурсен.
– Но… – произнесла медленно Октава. – Ты ведь сказал, что…
Солнечный свет по-прежнему наполнял комнату. Горячие, ярко пылающие сгустки света висели в воздухе, оседая медленно-медленно. Да ещё тепло от дубовых поленьев. В комнате было ничуть не холодно, какое там. И утёнок вмиг обсох. И стал кружиться на месте, осматривая мир, куда он попал.
– Кля, – повторил он, – кля, кля!
И Простодурсен смог наконец рассказать Октаве и Сдобсену, как менялась вчера его жизнь. Сейчас они вроде были готовы его выслушать.
Он начал с того, как он нашёл лопату и услышал крик утки. Тут откуда ни возьмись нарисовался Пронырсен и уволок утку с собой, околачивая её головой все кусты по дороге.
Октава и Сдобсен молча выслушали его рассказ. Простодурсену казалось, что они вроде бы верят его словам. На лицах у них колыхалась солнечная вуаль. Сдобсен, как обычно, уронил на пол палку, а Октава разинула рот.
– Возмутительно! Забирать уток! Да как он мог, этот Пронырсен… Бедная утиная сиротка!
– Кля! – сказал утёнок.
– Икает, – подметила Октава. – У него язык от голода отнимается, и едва ли не первое, что он слышит в жизни, это что тут забирают уток.
– А теперь он ещё потребует плату за воду из реки, – вздохнул Сдобсен.
– Что за чушь! – возмутилась Октава. – У Пронырсена язык без костей. Больно много чести – слушать его болтовню. Короче, нам надо очень быстро сделать пудинг!
И работа закипела. Простодурсен сидел на кровати и нянчил малыша, а Октава со Сдобсеном в четыре руки мешали пудинг.
– Кля! – напомнил о себе утёнок. – Кля, кля!
– Ты мой хороший, – погладил его Простодурсен. – Сейчас будет тебе пудинг, и вообще.
Встреча за столом Простодурсена
У пудинга оказался волшебный вкус зимы, черники и голубики, клюквы и брюквы, рябины и можжевельника, кудыки и понарошки, еловой смолы и сосновых иголок, желудей и солнца, грибов и песен, и он благородно и красиво дрожал на блюде, блюдечках и ложках. Октава и Сдобсен сели за стол вместе с Простодурсеном и утёнком, которому разрешили ходить по столу и есть пудинг прямо с блюда или приглянувшейся ему ложки. Его не отругали, даже когда он, споткнувшись, рухнул в блюдо с пудингом и весь в нём извозился. Он ведь только родился и он такой милый, ему пока полагаются лишь улыбки, добрый смех и ласковушки.
А между тем было всё ещё начало дня, и Простодурсен сказал, что, когда они наедятся, надо будет сходить к Ковригсену.
– Кля, – сказал утёнок и отщипнул ещё кусочек пудинга.
Он забрался на блюдо и теперь качался на кромке, ловя равновесие.
– Осторожнее, – предупредил Простодурсен и подвинул свою тарелку под край блюда, чтобы утёнок не ушибся, если свалится.
– То-то Ковригсен обомлеет, – сказал мечтательно Простодурсен, – или перепугается, или одуреет, или как это лучше сказать? – не знаю, в общем, – когда мы заявимся к нему с живым утёнком. Только бы Пронырсен нас не выследил.
– Ерунда. Не бойся этого живоглота, – подбодрила Октава.
– Но я уже боюсь, – отозвался Простодурсен.
Сдобсен не сказал ничего. Рот у него всё время был занят пудингом. Он только водил глазами, следя за перемещениями утёнка, и подкладывал себе пудинга.
– А вот канава твоя, – спросила Октава. – Какие у тебя на неё виды?
– Придёт и её время, – ответил Простодурсен. – Вдруг выяснится, что срочно нужна канава, а она вот она, уже готова.
– Что же ты не прокопал её до реки? – сказала Октава. – Был бы бассейн. Тогда малыш мог бы плавать и резвиться прямо в саду, у тебя на глазах.
– Вот видишь, – оживился Простодурсен. – Мне уже очень нужна моя канава!
Прежде чем идти к Ковригсену, Простодурсен решил сводить утёнка к реке. Он повязал ему на шею голубой платок, а себе в карман сунул белый бульк. Сейчас этот малявка услышит первый в своей жизни «бульк». Простодурсен так радовался этой мысли, что ему сделалось щекотно от коленок до пяток.
– Смотри, – сказал он утёнку. – Вот течёт наша река. Она спускается с гор и течёт далеко к большим рыбам. А вон ту канаву на горе мы переделаем в бассейн-утюшатник, чтобы ты мог учиться плавать. А теперь смотри во все глаза – я тебе покажу такое, чего ты никогда не видел.
Река спокойно и красиво текла мимо. В прозрачной воде ясно были видны камни на дне. Их накидал туда Простодурсен. Это были горы камней. Многие тысячи, наверно. И вот он достал из кармана белый бульк. И красивой дугой запустил его в воду.
«Буль-бульк», – сказала река.
– Видел?! – вскрикнул Простодурсен.
– Кля! – ответил утёнок.
И тут случилась престранная вещь. Река внезапно изменила цвет. Она стала коричневая. И теперь уже никакого дна видно не было.
– Сюда! – закричал Простодурсен.
Октава и Сдобсен стояли под яблоней. Услышав крик, они бегом спустились на берег и увидели мутную грязь.
– Волки-ёлки-перепёлки! – выругалась Октава. – Откуда эта пакость?
– Вдруг это Пронырсен? – сказал Простодурсен. – Наверно, он уже приступил к своей серьёзной перестройке.
Они взглянули на дорогу, в конце которой стоял дом Пронырсена. Дома, правда, не было видно. На полпути к нему зеленел еловый лес и загораживал дом. А вода в реке портилась и портилась. Она была уже чёрная, как болотная жижа.