Зимний мальчик
Шрифт:
– Цветов?
– В больницу обычно с цветами идут.
– Ну…
– В Подгорном, знаю место, цветы прямо из сада. При тебе и срежут.
Подгорное – пригородное село, рядом с больницей.
– Цветы – это хорошо, – согласился я.
Мы свернули с шоссе, в село вело дорога попроще, впрочем, тоже пустая. У дома с краю остановились.
Таксист по свойски прошел во двор, позвал хозяйку.
– Кому цветы? – спросила хозяйка.
– Студентка, комсомолка, просто красавица, – ответил я и зачем-то
– С переломом ноги лежит.
– От кого?
– От меня.
– Это я поняла. А ты-то кто, жених?
– Просто знакомый. Одноклассник. А теперь в одном институте учиться будем.
– Знакомый студент, ага. Тогда, – она секунду подумала, – тогда вот что!
Она зашла в цветник, и через пять минут вышла с букетом гладиолусов – белых, кремовых и красных.
Обошелся букет не совсем по-студенчески, в деньгах то есть. Даже совсем не по-студенчески. Но оно того стоило.
Поднявшись на четвертый этаж, я прошел в Отделение А. Отделение для излюбленных людей. Вообще-то непорядок – вот так запросто иду. А вдруг я диверсант, или псих какой? Приду с топором? Где стража?
Постовая сестра, впрочем, была.
– Куда? – строго спросила она.
– Сюда.
– К кому?
– К Ольге. Ольге Стельбовой.
– Ну, проходи, – в простоте она показала рукой на двери. Видно, букет внушал доверие. Ну, и я тоже.
Ольга лежала в первой палате. Это так говорится – лежала. На самом деле сидела. В кресле. Ногу только чуть в сторону отставила. На ноге – инженерная конструкция из спиц и колец.
– Ну, привет, Чижик, – сказала она. – Ух, цветов-то сколько!
Я не знал, что делать с букетом. Положил на стол, где в вазе уже стояли два букета, но с розами, а не гладиолусами.
– Ты как? – спросил я.
– Как видишь. Ещё неделю здесь пробуду. Или две.
– Ну, одна-две – это можно потерпеть, – я осмотрелся. – Палаты царские, однако.
Палата, и в самом деле, была роскошной. Цветной «Рубин» на стойке, радиола «Эстония», стол обеденный (с букетами), стол письменный с тремя телефонами, два кресла, диван. И дверь, ведущая в спальню, или как она в больнице значится. А другая – в ванную.
– Да я бы и в обыкновенную легла, но неудобно. Ко мне то следователи ходят, то отец, то ещё… Вот ты пришел. Беспокоить других ни к чему.
– А меня только раз к следователю вызвали, час под дверью продержали, двадцать минут поспрашивали, и всё.
– И всё, – подтвердила Ольга. – Дело закроют. Несчастный случай. Сами виноваты – полезли в прицеп.
– Так уж и сами.
– Ну, ты ведь не полез. А мы полезли. В общем, нечего шум поднимать, так отец сказал. Битва за урожай, она таки битва. Бывают и потери.
Я промолчал. Ну да, потери. Васина и потеряли. Но – политика, все-народный энтузиазм, даешь Черноземский урожай!
– Землицин уволился по собственному, будет преподавать в медучилище.
– А тракторист?
– Условно дадут. И в скотники переведут. До зимы. Ну, и выговоры всем. За несоблюдение трудовой дисциплины.
Опять помолчали.
Зашла санитарка с вазой. В смысле – с цветочной вазой.
– Я цветы поставлю? – спросила она у Ольги.
– Да, пожалуйста.
Гладиолусы смотрелись поавантажнее роз. Свежие. Прямо с грядки.
Когда санитарка вышла, я спросил, как нога, что за конструкция.
– Нет, не Илизарова. Кирсанова, нашего местного профессора.
– А в чём разница?
– Быстрее срастается кость. Ну, так профессор говорит.
– Это хорошо, что быстрее.
Мы опять минуту помолчали, потом я спохватился:
– Что это я всё о тебе, да о тебе. У меня новости получше будут.
– Давай получше.
– Во-первых, оперу утвердили в репертуаре Большого. Во-вторых, подписали договор. В-третьих, заплатили аванс. Я на твое имя сберкнижку завёл, нужно было для договора и аванса, – я открыл портфель и достал папочку. – Тут твоя копия, ну, и сберкнижка тоже.
– Это хорошо, – сказала Ольга.
– Денег не сказать, чтобы много, но после премьеры заплатят остальное. А главное – авторские отчисления. Будешь получать проценты от сборов. А сборы будут значительными.
– Ты себя не обидел?
– Не обидел. Я тоже буду получать проценты от сборов. Но это не всё. Наш оперный подпишет договор на тех же условиях. А за ним и другие оперные театры.
– Другие?
– В Союзе сорок оперных театров, даже больше. И, думаю, все они поставят нашу оперу. Так что выйдешь из больницы – и сразу записывайся на шоферские курсы.
– Ага, сейчас.
– Почему нет? К весне спокойно купишь «Волгу».
– Мне нельзя «Волгу». Личная нескромность. Дочь первого секретаря должна ездить на трамвае, как все.
– Ну, трамвай купишь. Денег хватит. Так что давай, записывайся на курсы.
– Мне сначала выписаться нужно, из больницы.
– Ну, тогда и запишешься.
Видно было, что Ольга рада, но едва-едва.
– Теперь главное, тебе нужно срочно вступать в Союз Писателей.
– Вот так таки и срочно?
– Да. Предлагали даже заочно принять, в виде исключения, но я подумал, что ты не захочешь заочно.
– Рекомендации нужно…
– Рекомендации уже есть. От Ахмадулиной, от Евтушенко и от Рождественского.
– Правда?
– Они в папке, вместе с договором.
– Они читали мои стихи? – видно было, что Ольга теперь рада по-настоящему.
– Ну, а как же. Они даже обзор твоего творчества представляют. Кратенький, не диссертация, но всё ж.
– Откуда они взяли мои стихи?