Зимний убийца
Шрифт:
Кроме того, ее нельзя было взять фальшивым обаянием. Лукас даже и не пытался. Он налил себе кофе, поблагодарил Хелен и ушел в кабинет, оставив свою дверь открытой. Мимо время от времени проходили помощники шерифа и служащие в гражданском, по одному или по двое, с любопытством поглядывая на него. Он проигнорировал этот стихийный смотр и занялся бумагами по первому за шесть лет настоящему убийству, совершенному в округе.
Джим Харпер был найден в петле на опускающемся держателе для полотенец в мужском туалете заправки «Юнокэл» в Бон-Плейне, в семнадцати милях к востоку от Гранта. Юноша сидел на полу под вешалкой, с петлей из полотенца вокруг шеи. Джинсы
Отца Харпера допрашивали дважды. Первый раз утром после убийства, поверхностно. Следователь из офиса шерифа решил, что смерть наступила случайно во время мастурбации, что было не таким уж редким случаем. Единственным интересным фактом во время предварительного расследования была записка, адресованная Карру: «Шелли, что-то мне здесь не нравится. Думаю, стоит провести вскрытие. Джин».
Климпт. Лукас бросил взгляд на стол в углу. Он содержался в идеальном порядке и был абсолютно лишен каких-либо персональных черт его хозяина, если не считать старой фотографии в серебряной рамке. Лукас отодвинул стул и присмотрелся внимательнее. Симпатичная женщина с маленьким ребенком на руках, одетая по моде конца пятидесятых-начала шестидесятых. Лукас позвонил Хелен Аррис, попросил ее найти Климпта и вернулся к делу Харпера.
После вскрытия патологоанатом из Милуоки сделал вывод, что смерть была насильственной и наступила в результате удушения. Расса Харпера, отца мальчика, снова допросили, на сей раз двое следователей по особо важным делам из Висконсина. Но Харпер утверждал, что ничего не знает. Джим отбился от рук, начал серьезно выпивать и, возможно, курил марихуану.
Следователям не понравилось то, что они услышали, но им пришлось ограничиться этим. Расс Харпер не был подозреваемым — он работал на своей заправке, когда убили его сына, и это могли подтвердить незаинтересованные свидетели. О том же говорили чеки с проставленным компьютером временем и его подписью.
Следователи допросили дюжину людей, включая ровесников погибшего. Все отрицали, что они общались с ним. Один даже сказал, что у Джима не было друзей. Никто не видел его на заправке, находящейся на перекрестке дорог. Он не был в школе в тот день, когда его убили.
— Ты хотел со мной поговорить?
Климпт был крупным мужчиной за пятьдесят, с синими глазами и легким румянцем на щеках, в расстегнутой голубой парке и коричневых зимних сапогах с заправленными внутрь шерстяными брюками. В руке он держал кожаные перчатки. На левом бедре по диагонали, так чтобы его было легко достать правой рукой, даже будучи за рулем, висел хромированный пистолет. Голос следователя напоминал перекатывающийся под ногами гравий.
— Да, буквально один вопрос, — сказал Лукас, подняв голову.
Он принялся перебирать бумаги в поисках записки, которую Климпт послал Карру. Следователь снял парку, повесил на крючок рядом с курткой Лукаса, подошел к своему столу и сел, откинувшись на спинку стула.
— Как дела? — спросил Лукас, просматривая бумаги.
— По большей части скверно. — Климпт произносил слова медленно, с провинциальным выговором. — А что случилось?
Лукас нашел записку и протянул ему.
— Ты отправил вот это Шелли, после того как составил отчет по смерти младшего Харпера. Что тебе не понравилось?
Климпт посмотрел на листок и вернул его Дэвенпорту.
— Во-первых, мальчик сидел на полу и держал в руке пенис. Я никогда не пытался повеситься, но подозреваю, что в самом конце человек понимает, что что-то не так, и начинает размахивать руками. Он не станет сидеть и мастурбировать до самой смерти.
— Верно.
Лукас кивнул и ухмыльнулся.
— Во-вторых, пол, — продолжал Климпт. — На свете мало мужских туалетов, где я добровольно сел бы на пол, и этот не относится к их числу. Уборку делают утром — иногда. На другой стороне шоссе находится бар. Посетители выходят оттуда ночью, заезжают на станцию, чтобы заправиться, выбираются из машин, на них набрасывается холодный ветер, и они решают, что пора отлить. Поскольку они до этого приняли на грудь, у них возникают проблемы с попаданием в цель. Поэтому весь пол залит мочой. Трудно представить, чтобы кто-то стал садиться на него.
Лукас снова кивнул.
— Кроме того, плитка очень холодная, — добавил следователь. — На ней можно с легкостью отморозить себе зад. Понимаешь, это просто-напросто неприятно.
— И у тебя появились сомнения.
— Вроде того, — ответил Климпт.
— Есть какие-то мысли по этому поводу?
— Я бы поговорил с Рассом Харпером, если бы снова стал заниматься этим делом.
— Его допросили полицейские штата, — заметил Лукас, перебирая бумаги.
— Ну… — Климпт оценивающе посмотрел на него. — Я имел в виду, что отвел бы Расса в свою мастерскую, засунул его руку в тиски, надежно зажал ее и только потом стал бы задавать вопросы. А если бы это не помогло, включил бы мясорубку.
Говоря это, следователь не улыбался.
— Ты думаешь, он знает, кто убил его сына?
— Спроси меня, кто в нашем округе способен совершить хитрое убийство, и я без малейших сомнений назову Расса Харпера. Если его сына убили и попытались ввести нас в заблуждение… тут вряд ли может идти речь о совпадении. По крайней мере, я так считаю. Возможно, Расс и не знает, кто убийца, но у него могут быть кое-какие идеи на этот счет.
— Я хочу съездить к Харперу сегодня вечером и поговорить с ним, — сказал Лукас. — Может, отвезу его в мастерскую, где есть тиски.
— Мне сегодня как раз нечего делать. Пригласи меня с собой, — сказал следователь, вытягивая ноги.
— Он тебе не нравится?
— Если бы сердце этого сукина сына загорелось, я не стал бы мочиться на него, чтобы погасить огонь.
Климпт сказал, что он пообедает и будет ждать дома, пока Лукас не соберется ехать к Харперу. Хелен Аррис уже ушла, почти везде в участке было темно. Лукас бросил папку с делом Джима Харпера в ящик нового шкафчика и задвинул его. Но ящик перекосился и застрял. Лукас безуспешно попытался открыть его, затем опустился на колени и попробовал вытащить ящик ногтями. У него получилось, но рука соскользнула, и он сорвал часть ногтя на левом безымянном пальце.
— Черт возьми!
Кровь текла рекой. Лукас отправился в мужской туалет, вымыл руку и посмотрел на палец. Рана оказалась глубокой, кусок ногтя нужно было срезать. Он обернул ладонь бумажным полотенцем, взял куртку и зашагал наружу по темным коридорам участка. Завернув за угол, он увидел пожилого мужчину со шваброй и услышал женский голос, эхом разнесшийся по пустому коридору:
— Ну и денек, Оди.
Доктор Уэзер. Снова. Старик кивнул, глядя в коридор, перпендикулярный тому, где стояли они с Лукасом.