Зимняя Война
Шрифт:
Отдохнув пару часов, он принялся звонить. Нежный женский голосок на другом конце провода известил его о том, о сем, и он с ходу запомнил сведенья. Как это здорово, что его лишь изрезало осколками, а не контузило серьезно. У людей и память отшибает. И дар речи они теряют. Ему просто крупно повезло.
Девушка сказала; он ей ответил. Улыбка свела губы контрактурой. Он не умеет улыбаться. Он не умеет льстить, лебезить. Он не светский человек. Зачем генерал Ингвар выбрал его для того, для чего выбрал?!
Выбежав на улицу, он поднял руку, и перед ним затормозил блестящий, лаковый стильный мерседес. Ах, Россия, наши телеги, наши оглобли. Наши гаубицы, что надобно
– Куда месье желает? – Черноволосая девчушка показала зубки. – Месье едет по делу или… хочет отдохнуть, покататься?..
Ого, проституточка с собственной каретой. Да брось ты, Лех, ты сразу уж и думать плохо. Гляди, какая славная девочка, и зубки перламутрово блестят. Он ощутил внезапный позыв острого, сладкого желанья. Этот прелестный, сказочный город, как корабль с парусами, надутыми душистым ветром… Там, в Азии, зима и Война, а здесь… Он вцепился в ручку дверцы, властно протиснулся в машину, сел. Глаза девушки и мужчины скрестились.
– Я еду по делу. Но вы меня, конечно, подождете, когда я дело закончу. И тогда, если вы будете так благосклонны, мы пообедаем вместе.
Черненькая ласточка закусила зубами губу.
– Tres bien!.. – Похоже было, предложенье пришлось ей по вкусу. – Утро началось отлично, месье!.. И я вас поздравляю…
– С чем?.. Разве сегодня престольный праздник?.. День святого Винсента, праздник вина?.. да, он зимой должен быть, этот ваш французский праздник…
– …со мной, – заключила она совсем уж озорно и тронула руль. Она поздравляет меня с собой, не так уж худо. В это утро в Париже ему все казалось праздничным и солнечным – и лица девушек, и стук голых зимних веток в голубизне неба, – гляди-ка, здесь уж набухают почки, вот-вот выбрызнут зеленые капли листьев.
Машина стронулась с места, плавно набрала скорость. Он с удовольствием глядел на девушку. Красивая девушка, бокал вина, ломоть сыра. Тюльпан в петлице. Голуби, сыплющиеся с небес на белые длинные бутыли куполов Сакре-Кер, на свежеподстриженные нежные газоны рядом с нарядной бешено вертящейся каруселью. И негры ходят фертом близ карусели, взбрасывают в воздух надувные шары, жонглируют красными мячами. И девочка едет на пони, заливаясь смехом, звеня, как колокольчик. Здесь весна. Зимней Войны нет. Она приснилась. Она – лишь в сводках радио. Лишь в перекошенных лицах дикторов, то и дело объявляющих по мировым телеканалам, где и когда и что разбомбили, сколько жертв, сколько потерь. Он не боялся потерь. Он не боялся смерти. Эта щебетунья – что знает она о смерти? Небось, дочка парижского магната. Машина будь здоров, последняя модель. И шубка на ней, коротенькая и широкая, из серой норки, – явно от Версаче. Aute couture.
Он поглядел на часы. До встречи с русским послом в Париже оставалось ровно полчаса. Полчаса счастья, беспричинной радости, катанья по красавцу-городу; может быть, если повезет и очереди не будет, – беглый, мимолетный petit-degeuner на воздухе, в бистро.
Он не успел и слова вымолвить. На него глядело черное, пустое дуло. Девчонка, продолжая вести машину левой рукой, правой сжимала маленький изящный смит-вессон, держа револьвер рядом с ухом Леха.
– Ты думал, – выцедила она на чистом русском языке, не убирая улыбку с губ, – что ты вольный казак?.. Ошибся, парень. Мы за тобой следим с обеих сторон. Ты в клещах. Сейчас все зависит от тебя. От того, умен ты или глуп. У тебя пакет с собой?
– Ты знаешь о его содержимом? – Лех опалил ее глазами. – Ты знаешь?!..
– Какой же ты нервный, парень, – пташка слизнула с губы блестку помады. – Нравится моя помадка?.. Что так пялишься на мои губки?.. Это отличная помада, я купила еще в Армагеддоне, и здесь, у Андрэ, тоже запаслась. Новый выпуск. «Голубка» называется. Помадка госпожи Ленской. Не знаком с такой дамочкой случайно?..
Ее глаза, ее губы хохотали. Машина бесшумно скользила – уже по бульвару Монпарнас. Она везла его точно на встречу, в дом на углу бульвара Распай. Он и во сне мог бы пересказать карту Парижа.
– Опусти револьвер. – Он нашел рукой ее колено под рулем, сжал. – Не надо играть со смертью, малышка. Я с ней уже наигрался на Войне. И тебе не советую. Играй лучше в куклы. Или в помады. Можешь и в мужчин поиграть, только тебе еще рано.
Она резко тормознула, машина взрыла пыль колесами, как конь – копытами – землю.
– Пакет! – яростно крикнула она.
Он увидел, как расширяются ее зрачки, как ее личико из милого, кукольного становится мордой разъяренной, бешеной менады, маской Медузы Горгоны. Он ни мгновенья не сомневался, что вот сейчас она спустит курок.
– На!
Он вытащил из кармана и кинул ей вчетверо сложенную вчерашнюю парижскую газету, и, пока она ловила ее впопыхах, не успев понять, что это подлог, обманка, он перехватил ее запястье. Она извернулась и саданула его вскинутым коленом под дых. Перед его глазами пошли красные круги, кольца и стрелы, и, теряя сознанье, он нашарил дверную ручку за спиной, надавил кулаком с силой. Вывалился на коротко подстриженный, как он сам, газон. Услышал звук выстрела. Она стреляла в него. Пули пробили стекло. Он покатился по газону, по молодой травке к подъезду, дверь которого уже настежь распахнулась, и из черной пасти двери прямо к нему бежали, летели люди – а криков он не слышал, их рты разевались, как в немом кино. Полно, да жизнь ли это. Это сон. Это немое кино. Почему не слышно музыки?! Почему тапер не играет?! Какой заштатный кинотеатришко… как здесь дурно пахнет – табаком, печеньем, грязными тряпками, и везде пепел, пепел… он сыплется отовсюду, из всех папирос, из всех сигарет…
……………………пепел сыпался, сыпался с сигареты прямо на пол. Ну да, здесь никто никогда не убирал мусор. Появлялись мрачные уборщицы с лошадиными лицами, мели метлами, вазюкали швабрами, взмахивали мокрыми тряпками, но это в той, в досюльной жизни. Маленький, зачуханный кинотеатришко. На сцене стоит старое раздрызганное пианино марки «Красный Октябрь», а Лех стоит в предбаннике и курит, стряхивая пепел то на пол, вслепую, то в крышку из-под консервной банки; а кто это рядом с ним? А рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, жмется маленький бритоголовый музыкантик в черных светонепроницаемых очках. Слепой. Ах, слепому все звуки на свете внятны. Он даже может видеть будущее, если чуть поднапряжется.