Зимняя жатва
Шрифт:
Вот, пожалуй, и все, что осталось у него в памяти от совместных вылазок с Матиасом, этих странных прогулок, которые в любую минуту могли закончиться душегубством. «Вздор, — прошептал он, захлопывая альбом. — Ты все выдумал. Вообразил невесть что…»
Его лихорадило; виски горели, наливаясь вязкой, тяжелой кровью, как накануне письменной работы в пансионе или когда он часами заучивал ответы на экзаменационные вопросы. Неужели Матиас до такой степени его ненавидел, что готов был пойти на убийство? До такой степени, что с помощью кусочка свинца собирался уничтожить внушавший ему отвращение плод кровосмесительной связи? Он попытался представить мать, стоящую возле окна
Жюльен зажег вторую свечу. Он с головы до пят покрылся потом. Отныне мальчик ничуть не сомневался, что смерть и преступление роковым образом переплетены с судьбами всех Леурланов. Дрожа от страха, пережитого в прошлом, он внезапно ощутил потребность спуститься в подвал и раздобыть что-нибудь сладкое. Воск обжигал пальцы, но он не чувствовал боли. Очутившись в подземелье, Жюльен, отдав должное запасам деда, вволю наелся шоколада. Пиршество пошло на пользу: его перестало трясти, и он успокоился. Уже собравшись уходить, мальчик вдруг увидел в самом дальнем углу подвала, в пространстве между двумя белеющими колоннами, кучу какого-то хлама. Это был старый матрас с изъеденным мышами полосатым чехлом, лежавший прямо на полу, возле которого стоял перевернутый ящик. Жюльен присел и без зазрения совести принялся изучать его содержимое. Пальцы мальчика сначала нащупали кожу портупеи и пустой револьверной кобуры, еще там оказалась карта местности с английскими обозначениями, в которой он ничего не разобрал. На одежде сурового полотна, напоминающей комбинезон летчика, темнели пятна крови. Кто-то явно здесь прятался. Наверное, англичанин, подобранный Адмиралом. Возможно даже — пилот того самого «лизандера», угодившего в центр Вороньего поля.
Ему сразу стало легче дышать. Многое разъяснялось: раздражающее присутствие прятавшегося в лесу «призрака», устроенное на «Разбойнице» пристанище. Наверняка вещи принадлежали англичанину, десантнику, приземлившемуся на минном поле, которого так некстати спас дед Шарль. Адмирал укрыл его в подземелье по той простой причине, что из-за бомбы, находившейся в доме, тот был недосягаем для немцев. Когда летчик смог передвигаться, Адмирал привел его на корабль, оборудовав для него новое, менее опасное убежище. Дурная слава судна не позволила бы местным приблизиться к нему и на пушечный выстрел. Там, вдали от посторонних глаз, раненый, снабжаемый стариком всем необходимым, окончательно выздоровел.
А потом в один прекрасный день Шарлю Леурлану вдруг надоело жить на белом свете, и он шагнул на поле со смертельной начинкой. Тогда англичанин остался один, без чьей-либо помощи. С тех пор он укрывался в лесу, не осмеливаясь показаться на глаза новым обитателям поместья. Он предпочел умереть с голоду, не доверился французам, многие из которых, как ему было известно, добровольно сотрудничали с оккупационными властями. Его-то и видел Бенжамен Брюз в зарослях кустарника — англичанина, которому Адмирал, наверное, отдал одежду покойного сына взамен разорванного, окровавленного комбинезона! Пресловутую охотничью куртку, фуражку и сапоги. Это и ввело в заблуждение скульптора. Алкоголь довершил остальное, на время вернув из небытия младшего Леурлана.
Мальчик отшвырнул тряпки подальше. Теперь он чувствовал себя намного лучше. Можно ли быть таким глупцом! Матиас лежал в земле, Бенжамен — жалкий пропойца, а он, Жюльен, не по возрасту легковерен.
Упрекая себя во всех смертных грехах, мальчик поднялся по лестнице, размышляя, не опередить ли ему летчика, который от отчаяния мог попытаться проникнуть в усадьбу. Уж очень не хотелось Жюльену, чтобы в их доме оказался посторонний.
«А что, если принять эстафету у Адмирала и время от времени приносить ему продукты, оставляя их неподалеку от корабля?» — думал он, выходя на улицу.
Такое решение показалось ему достойным компромиссом. В полном согласии с совестью, мальчик поспешил к хижине. Проходя мимо Цеппелина, он, как всегда, погладил его по спине, чтобы тот не залаял. Но на этот раз рука Жюльена ощутила неподатливую жесткую шерсть — пес не отозвался на его прикосновение. Твердая как камень мертвая плоть. Обычно собака сразу реагировала на ласку, проводила шершавым языком по руке хозяина, тихонько повизгивала.
С бьющимся сердцем Жюльен наклонился. Цеппелин лежал на боку, под его головой трава стала липкой от крови. Кто-то перерезал псу горло.
16
Невольно отпрянув, мальчик принялся лихорадочно тереть руки о траву. Кажется, он понял, что произошло. Англичанин! Он захотел подобраться к дому, чтобы разжиться провизией или поближе познакомиться с женщиной, за которой, вероятно, наблюдал неделями. Цеппелин вцепился ему в горло, вот англичанин и пустил в ход кинжал, перед тем как убежать.
Мерзавец! Чертов ублюдок! На что, интересно, он надеялся? Добыть еды? Поваляться с Клер на соломе? «Он видел, что в доме еще есть я, и решил воспользоваться моим отсутствием. Он трус, полное дерьмо!»
Тут мальчик вдруг забыл о собаке и подумал о матери. Может быть, она лежала сейчас мертвая в хижине. Англичанин захотел ею воспользоваться, Клер подняла крик, и он заколол ее кинжалом.
Жюльен попытался выпрямиться, чтобы броситься бежать, но ноги не слушались, они были как мертвые. Застонав, Жюльен позвал на помощь, но с губ его не слетело ни звука. Перед его глазами проносились кошмарные, одна другой страшнее, картины: умирающая Клер… уже холодный труп Клер, валяющийся на окровавленной соломе… У Жюльена началось странное головокружение, опустошающее черепную коробку и грудь, где, в клочья терзая внутренности, свирепствовал ледяной ураган; нечеловеческая эта боль вызывала желание содрать кожу с лица, перестать жить, размозжить себе голову о камень…
Наконец кое-как ему удалось отвоевать тело у небытия, и, пошатываясь, он стал на ощупь искать вход в хижину. Луна не взошла, и чернота ночи превращала каждого в беспомощного слепца или лунатика. Жюльен споткнулся и повалился прямо на солому, шаря руками в темноте в поисках тела матери. От его прикосновений Клер резко подняла голову, еле сдержав крик ужаса. Мальчик подался вперед, чтобы прижать ее к груди, но со сна Клер не поняла, что перед ней сын, и стала отбиваться, словно на нее напал преступник. Жюльен почувствовал, как вниз от губы побежала струйка крови.
— Жюльен! — не своим голосом завопила Клер. — Это ты?!
— Цеппелина убили, — еле выговорил он. — Зарезали…
Но гибель пса уже не имела ровным счетом никакого значения, и мальчик это осознал, как только слова были произнесены. Он был настолько близок к тому, чтобы поверить в смерть Клер, что остальное потеряло всякую важность. Его самого испугало такое безразличие к судьбе пса.
— Что с Цеппелином? — не поняла мать.
Жюльен повторил чисто автоматически, не слыша того, что говорит. Все еще не веря до конца, что Клер осталась живой, он, стараясь убедиться в этом, наслаждался ее близостью, теплотой кожи, биением пульса; он хотел бы накрыть ее своим телом, чтобы ощутить ее жизнь каждой клеточкой…