Зимопись. Путь домой. Буки
Шрифт:
Происходило что-то невероятное. Не было торжественного выезда Верховной царицы как главы страны – с подобающими титулу почестями и церемониалами. Вместо солидной процессии, призванной внушать трепет и уважение к короне, из ворот крепости выметнулась тройка гонцов и, сразу вслед, – десяток царберов с навьюченными так, что едва не шатались, запасными лошадьми. Верховную царицу и меня вывезли из крепости как груз на этих лошадях – в заваленных разной нужной в путешествии дребеденью мешках. Оставленные для дыхания небольшие отверстия в меру возможности позволяли глазеть по сторонам.
Через кордоны внутри крепости нас беспрепятственно провел царбер в ранге сотника. Искусно выделанный позолоченный доспех на нем походил на работу загорных оружейников, щетка нашлемного «ирокеза»
Скорее всего, это был начальник дворцовой стражи или всего крепостного гарнизона. На первый взгляд никем конкретно сотник не командовал, но в его присутствии стражники вытягивались по струнке и не смели пикнуть. С ним наш караван из гонцов, солдат и груженых лошадей проходил пост за постом без досмотра. За внешними воротами неспешный цокот копыт сменился рысью и едва не перешел в галоп. Со стороны наш выезд, наверняка, выглядел как бегство. На месте стражей я бы задумался. Однако, никто даже бровью не повел, нас проводили спокойные взгляды – то, что люди торопятся, здесь было в порядке вещей.
У меня перед глазами все еще стояло прощание с Зариной.
«Я вернусь за тобой», – сказал я.
«Я знаю», – сказала она.
Нам позволили обняться, и Зарину увели. Несмотря на то, что я обязался выполнить любые условия, она останется пленницей. Может быть, оставшаяся хозяйничать в крепости Тома сделает что-то для нее?
Ага, раскатал губу. А то я не знаю Тому. Она не сделает ничего, что может кинуть на нее, как негодную правительницу, хотя бы тень тени. Сердобольный правитель, старающийся быть справедливым к каждому – мертвый правитель, учебники истории переполнены такими фактами. Доброта властелина убивает правителя первым, в результате кровавого переворота, либо последним, когда страна разрушена, разделена или захвачена соседями, приведенными в качестве «помощников» жаждущими власти соперниками хорошего для всех правителя. Тогда его убьют осваивающие новую реальность бывшие соратники, чтобы не мозолил глаза и не допускал мыслей о реванше, или чужаки-захватчики, чтобы избавиться от законной власти и легитимизировать свою, или собственный народ – за то, что добротой в конце концов испортил жизнь всем, за что и должен поплатиться.
Мне не верилось, что Верховная царица оставит за себя Тому, и все же это произошло. Всех прав правительницы моя сестренка, конечно же, не получила, править в стране она сможет лишь с согласия Совета сестер и, как догадываюсь о том, что никогда не прозвучит вслух, Клуба Землянок, но распоряжаться в крепости в отсутствие царицы назначили именно Тому. Надеюсь, ее выбрали не только за предательство. Впрочем… Кто знает, что Верховная царица считает в человеке главным. Сказано же: «Я слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость». Верность правителю оправдывает любую гнусность по отношению к близким.
А с другой стороны… Ситуация в стране аховая, и неподготовленного человека или такого, чьи мысли и поступки невозможно просчитать, заместителем главы не поставят. Получается, что Тома, как официальная преемница, показала себя достаточно компетентной, умелой и эффективной. К тому же, это хорошая тренировка, некий испытательный срок: покомандовать немного, пока настоящий хозяин в отъезде. Когда вернется – успеет исправить то, что наворотил молодой заместитель.
В общем, мечта Томы сбылась, она стала царицей – пока не титулом, но со всеми возможностями Ее Величества. Стоило ли оно того, чтобы наплевать на дружбу и забыть о родстве? Не мне судить. Если Тома довольна – флаг ей в руки, а свои руки я в отношениях с ней умываю. Не судите, да не судимы будете. Нужно повторять это почаще, чтобы не сорваться и не сказать о сестренке что-то совсем-совсем нелицеприятное.
Зарина, дядя Люсик и Шурик остались в крепости в статусе гостей, а по факту – заложников. Их жизни зависят от меня. Любопытно: если я, к примеру, ценой собственной жизни сумею погубить Верховную царицу – освободит Тома заложников или казнит?
Зависит от того, что потребуют от нее Совет и Клуб. Что-то подсказывало
На первом же привале – за холмом, среди высокого кустарника, вдали от посторонних глаз – царицу и меня вынули из мешков и облачили в балахоны бойников. Нет такой силы в стране башен, что могла бы проверить личности бойников, следовавших с десяткой царберов.
Выехавшие с нами гонцы давно умчались вперед – значит, где-то впереди нас будут ждать готовые кров и стол. Это было бы весьма кстати: небо стремительно темнело, а набегавшие тучки грозили ночным дождем.
– Выражаю всем благодарность, – громко объявила царица. Солдаты кратко кивнули. Палец правительницы указал на меня: – Дайте ему коня. Не спускать глаз, без этого человека экспедиция потеряет смысл. Он должен прибыть на место целым и невредимым, защищайте его как меня. В путь.
Теперь я ехал в окружении солдат рядом с царицей. Приказ «Защищайте его как меня» касался внешнего нападения, и царберы защищали, зорко поглядывая по сторонам и прикрывая собой спереди, сзади и с боков. Но если нас кто-то обстреляет из засады, жертва в отряде будет одна – я. Царберов спасут тяжелые доспехи, царицу – кольчуга, которую я заметил и которой успел позавидовать, когда мы надевали балахоны. По сравнению со сверкающим шедевром кузнечного ремесла, облегавшего правительницу, кольчуги святых сестер казались корявыми поделками подмастерьев. Оружием царице служил меч на перевязи – похоже, тот же, что и тронном зале, но в других ножнах. На них не было никакой инкрустации и, тем более, позолоты. Простые деревянные ножны, обшитые кожей. Правда, как мне по-прежнему кажется, внутри прятался стальной клинок, узкий и длинный, но это станет известно лишь в обстоятельствах, мечтать о которых не стоило.
Мне оружия не дали. Понимаю. Однако, если отправимся за реку – потребую снабдить хоть чем-нибудь, иначе не смогу выполнить задачи, которые поставят. Вместо них думать буду о выживании. Невероятно, насколько я привык к оружию. Без него – как без рук.
Допускаю, что оружия мне и на том берегу не дадут. Кто я такой, чтобы мне верить? За рекой я почти везде бывал и все знаю. Сбежать могу в любой момент, и снабдить меня средствами для этого – самоубийство. В похожей ситуации я и сам думал бы так о любом другом человеке.
Перед глазами проплыли лица близких мне людей. Зарина. Шурик. Дядя Люсик. Я не смогу спасти себя ценой их жизней. Именно поэтому царице нужен был я – предсказуемый и управляемый. Она заранее победила. Я никуда не денусь и сделаю все, что скажут. В данном случае, она – террорист, захвативший заложников. Угрожая им, она выдвигает условия, и я – ратующий за отказ от переговоров с любыми террористами, поскольку в перспективе это всегда ведет к еще большим жертвам и повторению террора в большем масштабе – послушно скрещиваю передние лапки в позе «Слушаю и повинуюсь». «Возлюби ближнего своего» я воспринял слишком буквально и теперь мучаюсь от последствий. На моей любви можно играть, вызывая нужную мелодию, и мне ничего не останется, как подпевать. Я готов пожертвовать собой ради близких. Но так же я готов пожертвовать близкими ради других людей – если, например, большую кровь можно будет остановить малой. Я люблю людей и не хочу им зла. Получается, «Возлюби ближнего» – опасный принцип. Тем, для кого любовь – пустой звук, он позволяет управлять теми, кто любит. Но если посмотреть на это с другой стороны… Тот, для кого любовь – средство в достижении целей, никогда не будет счастлив. Взять ту же царицу. Ну, добьется она с моей помощью мира с крестоносцами или еще чего-то, столь же мимолетного и умозрительного, если смотреть на это сверху. Я, вернувшись к Зарине и освободив Шурика с дядей Люсиком, буду счастлив, а царица погрязнет в новых заботах с той же гадостью на душе. Все же, любовь должна быть целью а не средством, и тогда у всех все будет хорошо. Как бы донести эту мысль до других?