Зимопись. Урок ловиласки
Шрифт:
– Это, – длинный Варварин пальчик прикоснулся к причине восторженного недоумения, – приносит нам боль, болезни, детей и удовольствие.
– Боль, болезни, детей и удовольствие, – запоминая, хором повторили несколько учениц.
– Болезни? – ужаснулась Любава, а ее ладонь в испуге прикрыла рот вместе с чутким носиком.
Округло-крепенькая и приземистая, царевна терялась среди сгрудившихся – в самом диком смысле этого слова – высоких и плотных соседок. Ее руки ежеминутно вскидывались, отправляя за уши непослушную прядь, поскольку глаза желали не просто смотреть, а видеть. И видеть все.
А что здесь видеть? Только меня. Только то, чем одарила природа. Кстати, спасибо природе, что не подкузьмила в этом плане. Особо гордиться, конечно, было нечем, но и стыдиться не следовало: все как у всех, не лучше и не хуже. Само собой, что под выражением "не следовало стыдиться" подразумевается аспект биологический, а не моральный. С последним все было кошмарнее некуда. "Хотелось провалиться на месте" – подножие вершины, куда закинуло чувства. А если провалиться, то до самого центра планеты, чтоб сгореть в адском пекле не только щеками и нервами, а вместе с памятью о том, как моим сном воспользовались с полнейшими бесстыдством и беспринципностью.
О, кстати, а не сплю ли я?! Может, вчера слишком много впечатлений в мозг привалило, если невообразимая чушь снится?
– Вспомни темный дом, – бросил кто-то Любаве в ответ.
– Кошмар, – покачала она головой.
Еще темный дом какой-то. Бред. Галлюцинация. Сонный морок. Сгиньте!
– Помните цариссу Ариадну, пятикратно не сдававшую вотчины на забаве? – продолжила Варвара. – До сих пор в темном доме. Если еще жива.
Посыпались дополнения:
– И свихнувшаяся царица тоже.
– Говорят, там долго не живут.
Я метался в бреду полусознания, когда вроде бы слышишь, что говорится, даже как бы понимаешь сказанное, но мысли находятся в другом месте. Ощущения – расстреливаются из пушки, способной пробить лобовую броню танка. Чувства исполняют барабанную дробь в кабине разума, смертельно пикирующего и не имеющего сил выйти из штопора.
– Можно посмотреть ближе? – обратилась низенькая лучисто-жизнерадостная Феофания.
Овалом лица, сложением и интересом к жизни она дублировала Любаву, правда, являлась ее затемненной копией. В отличие от светло-русой подруги, волосы у Феофании были черные и пышные. На этом различия заканчивались. Те же круглые щеки, те же маленькие глаза с хитринкой, которые даже моргали у обеих, казалось, строго синхронно… Дежа вю, разнесенное по краям спектра. Когда черное и белое выглядит, мыслит и действует абсолютно похоже, возникают сомнения в собственной вменяемости. Понятно, что это простое совпадение, но какой глубокий смысл…
Варвара бесцеремонно кивнула:
– Конечно.
– Нет! – возмутился я.
Попытку вырваться пресекли, бесконечное количество рук и несколько коленей вжали меня в лиственный ворох.
– Молчи, сейчас ты инвентарь, – прошипела Варвара. – Не мешай просвещению молодежи.
Я обратился в песочный замок, готовый рассыпаться от малейшего прикосновения. Единственным бараном в стаде овец я весь день тихо радовался нежданно свалившейся ситуации. Сейчас стало не до смеха.
– Какой инвентарь?! – Я принялся извиваться. – Думай, что говоришь!
Меня удержали. Крепкие Ярослава и Антонина оседлали мои ноги за спиной сдвинувшейся вперед Варвары. Александра, Феофания, Ефросинья и даже растерянно моргнувшая Кристина, которая, извиняясь, развела руками, навалились гурьбой, и их колени восстановили мою неподвижность.
Перед лицом возникли большие глаза Клары.
– Не надо, – попросила она. – Не шевелись.
– Клара! – взмолился я. – Но ты-то…
Пока другие, спеленав ногами и сжав пальцами, держали мои вырывавшиеся руки, она успокаивающе гладила меня по голове. Самая скромная. Самая застенчивая. Как же?!
– Это урок, – объяснила она. – Согласись, лучше изучать предмет на достойном материале, чем абы как, с кем и где.
Вот так. Меня превратили в учебное пособие.
Варварины глаза странно сощурились, чуточку надменно и проказливо:
– Прошу заметить, я выполняю приказ – приказ провести урок. Приказ отдан в присутствии готовых подтвердить свидетелей, апелляция невозможна.
– Я отменяю приказ!
– «Я слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость!» – напомнила Варвара. – Верность слову – превыше всего. Береги честь и репутацию, потом они сберегут тебя.
Она улыбнулась настолько самодовольно, словно утопила противника в общественном сортире. Затем кивнула Кларе:
– Продолжи молитву.
– «Я забочусь о своем здоровье, ведь потом оно позаботится обо мне», – смущенно улыбаясь, продекламировала Клара, самая застенчивая и наивная ученица потока.
Клара Ольгина, царевна Кацармы и Трех озер, не менее чем на год отставала от меня в возрасте. В далекие времена учебы в школе она казалась шмокодявкой, которую невозможно принимать всерьез, но мысли про мальчиков посещали самую мелкую царевну уже тогда. Впрочем, такие мысли там всех посещали. Это нормально для варившихся в собственном соку девчонок-тинейджеров. Возраст такой. Меня тоже присутствие противоположного пола, ничуть не стеснявшегося новой «царевны», не оставляло равнодушным.
– Именно, здоровье! – Варвара, вольготно чувствовавшая себя на моих бедрах, подняла палец и склонилась надо мной. – Плюешь на репутацию – подумай о здоровье. Своем и чужом. Ты же командир как-никак. Пока. Кристина, дальше.
– «Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне», – четко выдала пунцовая Кристина, прикрывая лицо кучеряшками.
Наверное, потому, что сидела на моем запястье. Оно чувствовало, как все спрятанное счастливо открывается навстречу, расцветая и превращаясь из сплюснутой спящей красавицы в танцующую принцессу. Я пытался усилием воли прекратить мятеж не желавшего подчиняться организма. Безрезультатно.
– Помогай, и помогут! – укоризненно втолковывала мне Варвара. Выждав театральную паузу, она победно завершила: – «Я так живу и примером учу детей. Алле хвала!»
– Алле хвала! – хором поддержали ученицы.
Вспомнилась восточная поговорка: для побежденных спасение одно – не мечтать о спасении. А американцев с детства учат: если на вас напали, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие.
– Делайте, что хотите, – в сердцах выдал я.
Спасение – не мечтать о спасении.