Злачное место
Шрифт:
– А чего с ней?
– Собака куснула. Бродячая, – многозначительно добавила она. Артем с Иваном понимающе кивнули – одинокие бродячие собаки были о-очень большой редкостью в этом мире: живые – они быстро сбивались в стаи, понимая, что так уцелеть гораздо проще. Если одинокая – значит, либо с цепи не так давно сорвалась и пока еще к стае не прибилась, либо… Артем посмотрел на бабушку уже с профессиональным интересом, а потом на пистолет, лежавший рядом с девчонкой. Это, значит, она и Сикоку, если что. Нет, сложная все же профессия – врач.
Пока они с Иваном поднимались на второй этаж больницы, он спросил его:
– А чего, ей обязательно дежурить? Что, мужиков-санитаров мало?
– А, это у Васильича пунктик такой: он считает, что настоящий доктор должен все сам уметь – хоть капельницу поставить, хоть упокоить. Он говорит, что,
Они зашли в кабинет на втором этаже с надписью «Ординаторская» на двери. Артем решил, что большая комната когда-то, наверное, предназначалась для нескольких человек, а сейчас вон один этот Васильич хозяйничает.
Крысолов и Старый сидели в кожаных креслах возле стола. Перед ними стояла большая непочатая бутылка с коричневой жидкостью и непонятной надписью на этикетке, несколько узких рюмок. Самого хозяина в кабинете не было.
– Он сейчас придет, только Банана на аппарат ИВЛ [3] посадит, – «просветил» Артема Старый. Артем кивнул, в голове его возникла картина, как Банана без сознания сажают на какой-то аппарат типа сепаратора, что у них дома был. Он оттуда безвольно сползает, Васильевич этот в синем халате вновь и вновь пытается его на него посадить, а изо рта Банана торчит дурацкая трубка… Нет, наверное, так не бывает. А может, бывает? Вот и поговори после этого с девчонкой этой, Варькой, – сущим олухом будешь выглядеть.
3
Аппарат искусственной вентиляции легких.
Они прождали еще добрых минут тридцать. Старый рассказал, что врач этот, Дмитрий Васильевич, с ним когда-то работал. «Калека» он, мол, его. Так что это, выходит, Старый его так? За что же, интересно? И вроде тот на Старого не обижается, рад даже.
Наконец дверь открылась, хромая, зашел Васильевич.
– Ну вроде нормально пока – тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Давление держит, зрачки, по-моему, сузились немного. Посмотрим, что будет через сутки хотя бы. В общем-то выскребались у меня такие. Максим ваш тоже ничего. Если все нормально будет – через пару дней можно будет трубку удалять, трахеостома сама закроется. Посипит, правда, некоторое время и пошепчет, но как закроется окошко – и разговаривать сможет. Кима берут на операцию, сформируют нормальную культю, но, конечно, он теперь не боец.
Артем силился понять, о ком этот доктор говорит и что там с Куском и Сикокой, пока не сообразил, что это они ж и есть! Строго тут у них, кликухи не катят… И вот их как зовут, оказывается, только недавно думал.
– Я Киму проводниковую анестезию выполнил, на операции за ним Варька последит, ей полезно будет, если что – меня позовет. Ну что – за встречу?.. Кстати, Артем, тебя так зовут? Подсаживайся ближе, попробуй настоящий «Реми Мартен» – довольно редкая нынче штука, мне тут как раз подогнали…
– …Так вот, ты тогда уехал на учебу, неделей раньше, а у нас все и началось. Помню, на дежурство заступил – первого и привезли, часов в одиннадцать утра. С поезда сняли. Типа психоз, допился до галюников, ехал в купе и всю ночь пил. Под утро вроде заснул, а потом проснулся и давай кусаться. Там в соседней купешке спортсмены-дзюдоисты ехали, на соревнование, так скрутили его. А тут как раз наша станция. «Скорую» по рации вызвали, выгрузили «психа», а сами дальше покатили, ой, боюсь я, недалеко… в нашем районе, впрочем, поезда не разбивались, так что, может, и доехал он до очередной станции. Привез вагоны с шустерами… Спортсмены еще удивлялись, вот, мол, какая у психов к боли нечувствительность – ему болевой прием сам чемпион Европы проводит, а тому хоть бы хны, знай, грызет руку. Ну что, его к нам – вы, типа, хоть утихомирьте, а потом мы его в дурку отправим. Светку помнишь? Ну беленькая такая, ты еще к ней клинья бил? Ага, приходит, плачет, говорит, ее тоже куснул, пока она ему реланиум колола. Четыре ампулы, говорит, зафигачила – и по хрен. Ну раз реланиум не берет, давай тиопентал. Колем, он повязанный, глаза лютые, точно – куснуть норовит, мы смеемся, придурки,
Тут звонок со «Скорой» – со Светкой плохо. Жаловалась, говорят, на тошноту, блеванула. А сейчас легла что-то и не дышит вроде. Пока мы с чемоданом прискакали – ожила Светка, водилу своего грызть начала. То есть опять же никто не сообразил, что ожила она, хотя мысль об эпидемии уже тогда возникла: свиной грипп там, куриный, атипичная пневмония и прочая лабуда, что нам на конференциях впаривали… Оттащили мы Светку – я уже стерегся, чтобы не куснула она меня, и других предупредил. Повязали – бах: водитель задергался – она ж ему в шею вгрызлась. Хоть и не в артерию, а все равно быстро получилось. После того как Светкин водитель встал и на нас пошел, дураков ловить еще и этого больше не нашлось, все ломанулись кто куда.
И фельдшера, и санитары, и водители. Он, слава богу, не на меня навелся, побрел за кем-то еще, кто ему поаппетитнее показался. Я в реанимацию: «Где санитарка???» – кричу. Та выходит – нормальная вроде. «Что чувствуешь?» – спрашиваю. «Да нормально все. Палец немного болел, а теперь и перестал как будто». – «Не тошнит, не рвет?» – «Да ну нет». На всякий случай изолировали ее. Я в администрацию: «Так, мол, и так, эпидемия. Чего? А хрен знает… Сумасшествия… панику не поднимать… быть готовым к поступлению – ясно, пошел готовиться. Прихожу – первым делом: как санитарка? Нормально! Может, думаю, я пургу зря поднял? Хрен вам: тут и повалило – пошли поступать первые укушенные. Я-то спустился попробовал командовать, типа, этих немедленно изолировать, так сопровождающие же орут: «Ты что, коновал, охренел совсем, ему же хреново совсем, он же сейчас умрет совсем!!!» Вот как про «умрет» сказали, у меня в мозгах и щелкнуло, а тут и первые оборачиваться стали.
В момент двух-трех сцапали, горло им перекусили. Кровища – ты же знаешь, как из сонной артерии в потолок струя хлещет. – Помнишь того типа, которому топором шею перерубили? Ну короче, полный абзац. В обморок некоторые попадали – ясно, первыми и сожраны были. Главное, машины подъезжают и подъезжают, все выбегают – и в холл, к веселью присоединяются. Паника, а новоприбывшие думают, что так и надо. Ну теракт, типа, произошел, вот и суматоха, пока разберутся – их уже и сгрызли. Моментально в холле от мертвяков не протолкнуться стало. Я, честно скажу, не геройствовал ни разу, сразу, как первые оживать начали, и рванул подальше. Попробовал, правда, организовать эвакуацию ходячих больных через запасные пути, так народ же больной, и на голову – в первую очередь: «А куда вы нас, а мне вещи из гардероба забрать надо, а что там за шум… Зина, сходи глянь…» Мертвяки к тому времени пошли подниматься по лестницам… Короче, через полчаса больницы не стало…
– Надо было двери запирать, баррикадироваться, – задумчиво сказал Крысолов, вертя в руках пустую рюмку.
– Задним умом все крепки, – отмахнулся Старый. – Я таких историй уж сколько слышал – и как под копирку… А и не было у нас в больнице дверей с ключами: не подводная лодка с герметичными отсеками. А главное – не готовы мы были к такому. Я именно о врачах говорю, больничных причем.
– Во-во, – кивнул Дмитрий. От выпитого коньяка шрамы на его лице налились багровым огнем. – Все же думаешь – а чем помочь можно, а кого спасти. Причем работаешь по законам мирного времени: спасать наиболее тяжелых. Вот как, в одну минуту, все перевернуть и моментально определить – этот ходячий, его спасти можно, хоть ему и шестьдесят, а этот, хоть ему и двадцать, – обречен, потому как на вытяжке лежит, с переломом бедра. Этого и в военно-полевой хирургии не было. Да и с баррикадами – кардиология, правда, забаррикадировалась – только для того, чтобы у них там у инфарктника рецидив случился, и он их без помех переловил, забаррикадированных. Один только и вырвался, чтобы нам в реанимацию прибежать и рассказать.