Злая память. Книга первая. Кавказ
Шрифт:
Ни машины, следовавшие через складской КПП, ни сопроводительные документы или груз ими перевозимый – вовсе не подвергались какой-либо серьёзной проверки. Потому как весь транспорт, двигавшийся через бревенчатый мост, состоял из семи грузовиков, одного БМД и командирского УАЗа. То есть, был он знаком каждому из караульного взвода. Водителям доверяли, считали их «своими» и узнавали те машины издалека, ещё на подходе к территории объекта.
Уже позже, Князев вынужден будет констатировать тот факт, при котором склады эти, из года в год остаются невредимыми, лишь благодаря исключительному везению, если не сказать чуду или невероятному небесному благорасположению.
Сержант Бутаков и ефрейтор Цымбал, ещё утром заступившие на КПП в своё боевое дежурство, уже к обеду чувствовали себя чересчур уставшими и утомлёнными многочасовым бездельем.
Устроившись в сторожевой будке, Славка с Андреем принялись вспоминать свою доармейскую жизнь. Обстановка располагала, да и было о чем им поговорить. Ведь мало того, что их детство и юность прошли в одном городе, в одном районе, так они ещё и «умудрились» окончить одну и ту же школу. Разница была лишь в том, что Бутаков распрощался со школьной партой, годом раньше Андрея. Подобные совпадения, скажу я вам, случаются в армейской жизни крайне редко, однако бывают.
Коль Славка Бутаков был по возрасту на год старше Цымбала, то и на призывной пункт (и, соответственно, на Кавказ) он попал годом раньше. В отличие от младшего Андрея, он успел захватил настоящую войну, успел повоевать и лицом к лицу столкнуться со смертью. Потому и мог он позволить себе, без зазрения совести козырнуть перед земляком, сержантскими «лычками» и орденом, полученным в одной из тяжелейших боевых операций.
– Мать пишет о том, что завод наш окончательно закрыли. – Цымбал делился последними новостями с родины. – Отец остался без работы. Начал крепко забухивать.
– Это что же получается? – усмехнулся Бутаков. – Такая махина, такое огромное предприятие с цехами и прочими промзонами, будет простаивать? Я, конечно понимаю, что ракеты нашей стране, быть может, уже и не нужны. Однако зачем завод-то закрывать? Пусть бы выпускал что-то иное.
– Мать пишет, что основные корпуса уже сдали в аренду под склады, офисы, магазины. В подвалах, китайцы грибы для местных ресторанов выращивают.
– Хорошенькая альтернатива, ничего не скажешь. – сплюнул Бутаков. – На какие интересно шиши, нищие люди, выброшенные с завода на улицу, пойдут в те магазины и рестораны?
– Люди не пойдут. А вот такие балбесы, как ты, Славян, обязательно оставят в тех кабаках и бутиках все свои «боевые». Не успеешь дембельнуться, как тотчас просадишь их с друганами на баб и пойло.
– Хрен-то там! – встрепенулся Бутаков. – Свои, кровью заработанные деньжата, я собираюсь вложить в какое-либо перспективное и весьма прибыльное дело. Я вовсе не желаю повторить судьбу своих предков. То есть, всю свою жизнь влачить серое существование; жить от зарплаты до зарплаты, пересчитывая каждую копейку.
– Что ж. Хозяин, барин. Рискуй, коль есть желание. – лукаво улыбнулся Цымбал. При этом, всем своим видом Андрей демонстрировал полное неверие в мифический золотой дождь своего сослуживца. – Да, собственно, и чёрт с ними, с этими «боевыми». Ты бы лучше, о войне что-нибудь рассказал.
– Не хочу и не буду. – с лица Славки тотчас слетела мечтательная улыбка. – Я уже говорил тебе о том, что нет в ней ничего крутого и прикольного. Там лишь дикий страх и смерть. Много крови и прочей отвратительной мерзости.
Представь, что ты смотришь чересчур реальный ужастик. А после вдруг понимаешь: да ведь он был про тебя самого. В тебе вдруг начинают просыпаются первобытные инстинкты, о которых и думать-то стрёмно. Не уж-то, ты считаешь, что мне приятно вспоминать о подобных вещах, и уж тем более, кому-то о них рассказывать?
Пока убитых с поля боя вынесешь, так десять раз обрыгаешься. А теперь представь, какого видеть, как твои друзья и товарищи, за считанные секунды в эти самые трупы и превращаются?
– Славян, кончай жути нагонять. Через месяц-другой ты вернешься домой. Девки в очередь. Пацаны к тебе с почтением и уважением. В любой компании, тебе стакан на халяву нальют. Ту-то ты и забудешь: и о крови, и о трупах. Голову даю на отсечение, примешься по ушам им чесать, как служил, как в бой ходил, как награды получал.
Нет, я тебя вовсе не осуждаю. Так все дембеля делают. Ты лучше скажи, а мне-то чего делать? Сам ведь знаешь, что не застал я настоящей войны. Почти год на Кавказе, а стыдно признаться: ни одного матёрого боевика, так живьём и не видел. Каждый день одни и те же горные пейзажи и всё те же, до боли приевшиеся, физиономии. Хоть байки какие послушать, чтоб на «гражданке», от первого лица их пересказывать. Кстати, Славка. Надеюсь, ты не сдашь меня, нашим пацанам? Не станешь трепаться о том, что вот так, в этой грёбаной будке я всю свою чеченскую войну и просидел. Сам должен понимать: как мне чертовски не повезло.
– Ну, ты и придурок. Да, о такой службе, как у тебя, любой из доброй дюжины моих бывших сослуживцев… Тех самых, что вернулись домой в «цинке», тебе бы позавидовали чёрной завистью. Молил бы ты лучше Бога о том, чтоб твоя нынешняя служба, таковой до самого дембеля и осталась.
– Бут, да ты с ума что ли сошел!.. – возмутился Цымбал. – …Ещё один, точно такой же, тягомотный год. Я этого, точно, не выдержу. И, вообще, я уж давно собираюсь рапорт подать о своём переводе в другое подразделение. Буду проситься туда, где задачи, а главное, возможности – несколько иные.
– Давай-давай. Пиши, писака хренов. Когда в башке пусто, то и держит она курс в ту самую сторону, куда в ней ветер подует. Короче, делай что хочешь. Только отстань от меня со своими тупыми расспросами. А коль военными небылицами желаешь по разжиться, так это к Якушеву. Горазд наш Серёга на всевозможные около армейские сплетни и прочие байки. – Бутаков, подперев рукой голову, устроился поудобнее и закрыл глаза. – Посплю малость. Если что, разбудишь.
Однако нормально отдохнуть, он так и не сумел. Из лёгкого послеобеденного дрёма, очень скоро его вывел, всё тот же, неугомонный земляк. Помаявшись бездельем, Цымбал предпочел разбудить «старшего».