Зло
Шрифт:
Мишка смотрел на лес, а видел Федора с котом на руках.
…Всю ночь у Крота, улыбавшегося ему фиксатым ртом, они квасили по-черному, поминая Федора. Утром Крот уехал и вернулся к ночи, все разузнав. Оказывается, Федора застрелили. У его дома видели белую «Волгу» с наворотами, с фигурой коня на радиаторе.
Это была «Волга» Жорика. Значит, Федора убрал Ястреб.
— Махаон, — сказал ему Крот, — я тебя уважаю, ты знаешь как, но ищи себе другую хату.
Мишка понял его. Не стал базарить. Кому охота под пулю лезть за чужого человека. Таких духовитых людей, как Федор, в Москве немного.
Мишка чувствовал вполне осознанную опасность. Чувство это было настолько реальным и ощутимым, что его начало знобить. Он не считал себя трусом. Даже наоборот. Но если испуган трус, он может пересилить страх, а если боится храбрый, то ему надо бежать. А бежать было некуда. Оставалось одно — рассказать все как есть человеку, который сможет дать ход этому делу.
И тогда Махаон вспомнил о Юрке Ельцове.
Еще у Федора Мишка изложил всю эту странную историю на бумаге. Листочки эти он передал Ельцову, и еще раз все наговорил на магнитофон, не забыв рассказать об убийстве Федора. Только о Зельдине он умолчал. Не стал брать его по делу. Слово есть слово.
Утром того же дня он в забегаловке на улице Красина встретил Колю Носкова. Десять лет назад Коля попал в неприятность. Менты из ОБХСС засадили его в Бутырку вместе с ребятами, торговавшими иконами. Там два козла попробовали опустить Колю. Мишка вмешался, избил ментовских сявок и спас Колю. С той поры Носков считал, что обязан Мишке жизнью. Он был человек наивный и тюремных припарок не знал. Когда Мишка в последний раз вышел на волю, они с Колей несколько раз славно попьянствовали в его мастерской на Сретенке.
Вот так бог бродяг Болдоха снова пришел на помощь Махаону. Вроде бы затравили Мишку, как волка. Ан нет. Прорвался он сквозь флажки. Мишка рассказал Коле кое-что о своих делах, не называя фамилий и кличек. Тот сбегал в филиал театра Маяковского, одолжил у гримеров бороду. Они приклеили усы, прикрепили бороду и расхохотались. Неузнаваемым стал Мишка. После этого он пошел в фотографию на углу и сделал карточки для паспорта.
А дальше все было как в сказке. Коля взял у него паспорт, пять тысяч и ушел. Вернулся он поздно ночью, поддатый и положил на стол перед Мишкой новенький паспорт. Так Мишка Николаев вновь поменял фамилию и стал Михаилом Сергеевичем Баландиным, прописанным по адресу Колиной мастерской.
— Туфта? — Мишка посмотрел на свою заросшую рожу, глядящую на него с фотографии.
— Обижаешь. Прокололи тебя по всем правилам. За такие деньги менты что хочешь сделают. А вот твое место работы.
Коля протянул коричневую книжечку, на обложке ее золотом вытиснено: «Московский комитет художников-графиков».
Мишка развернул ее, увидел все ту же фотографию бородатого фраера и узнал, что с сегодняшнего дня он — фотохудожник.
— Я специально тебя зарегистрировал как фотохудожника, ты же раньше фотографией увлекался.
Когда это было… Сколько прожитых лет таится в слове «раньше». В этом слове живут неудачная первая юношеская любовь, неосуществившиеся планы молодого человека, несостоявшаяся жизнь в зрелости. Коварное это слово — раньше. Опасное. Кладбище несбывшихся надежд.
— Какие у тебя планы, Миша?
— Не знаю, Коля. Денег у меня навал. На дело больше ни за что не пойду. Должок с Ястреба получить надо. Но это просто так не делается. Он сейчас испуган, поэтому осторожен. Знает, что получить с него хотят. Мне пока на дно лечь надо.
Но Коля все-таки приспособил его к делу. Отвез в Большой Козихинский в мастерскую к фотохудожнику Мите Преснякову. Митя когда-то был кинооператором на «Мосфильме», но залетел за иконы по дурости, отмотал два года на «химии» и стал фотохудожником. Пробил себе шикарную мастерскую, сделал пару удачных альбомов, но заскучал. Его кипучий характер требовал иного выхода. Был Митя человек добрый и хороший, но гоголевский Манилов в сравнении с ним — мальчишка. Пресняков придумывал проекты, которые должны были укрепить его социальный статус и материальное положение, и пытался их реализовывать.
Поэтому он с легким сердцем передал аппаратуру и заказы новоявленному фотографу, но поставил условие: снимки идут за двумя подписями и пятьдесят процентов гонорара причитается ему.
Махаон согласился — что значили для него жалкие копейки.
Мишка увлекся новым делом, фотографию он любил с детства и снимал достаточно прилично. Но одно дело — любительские снимки в альбом девушкам, и совсем другое — серьезная профессиональная работа. Он накупил пособий и книг. Безжалостно «жег» пленку, снимая дорогими Митиными камерами. У него начало получаться, и тогда он взялся делать фотоальбом о Сокольническом парке.
Митя одобрил слайды, альбом был сдан в издательство, и Мишка получил первые в жизни честно заработанные деньги. Странное чувство испытал он, пересчитывая у кассы коричневые сотни и красные десятки. Внезапно ощутил себя другим человеком. Все, что было до сегодняшнего дня, случилось не с ним, а с неким Махаоном. А фотохудожник Баландин никогда не имел с ним ничего общего.
Он забыл обо всем. О покойном Федоре, Ястребе, убитом Жорике. Сейчас он видел в визире фотокамеры забытую зелень парка Сокольники, и это вносило в его жизнь порядок и смысл.
Но от прошлого невозможно уйти. Оно все равно догонит, как бы ты ни пытался бежать от него. В издательстве, где выходил фотоальбом, от милой редакторши он узнал об аресте Ельцова. И сразу понял, почему это случилось. И старая жизнь, со страхом и ненавистью, снова накрыла его горячей волной.
Его была вина. Его, Мишки Махаона. Из-за него погиб Федор, из-за него попал в зону Юра Ельцов. Ястреб использовал свои непонятные и страшные связи, чтобы лишить Мишку любой поддержки.