Злоба
Шрифт:
Корбан поднял голову, но ничего не сказал.
Гар пожал плечами.
– Это твое личное дело. Но ты должен постараться сосредоточиться. Это повлияло на твою сегодняшнюю тренировку.’
Корбан опустил черпак в бочку с водой и сделал большой глоток. ‘Тебе легко говорить, - пробормотал он себе под нос.
‘Да. Так и есть, - сказал Гар.
Корбан моргнул, чувствуя, что краснеет от смущения.
– Большинство ценных вещей даются нелегко, - продолжал Гар, - и все, что может спасти твою жизнь на поле боя, стоит того. Но
– Угу’ - кисло буркнул Корбан.
‘Как дела на Рябиновом поле?- спросил конюх.
"Ты все прекрасно знаешь", - подумал Корбан. Он часто видел, как Гар наблюдает, как он тренируется в поле, стоя в тени.
Халион многому научил его, и теперь он чувствовал себя более уверенно со щитом и копьем, хотя именно с мечом он преуспевал, чувствовал, что меч становится частью его самого, продолжением его руки, а не просто тяжелой палкой. Ничего не было сказано, но он мог сказать, что у него все хорошо, просто по тому, как Халион поднимал бровь во время спарринга, или иногда он оглядывался вокруг во время паузы в тренировке, чтобы найти глаза на него среди старших воинов. Он знал, что во многом добился успеха благодаря Гару.
‘Мои тренировки с оружием идут хорошо, - сказал он.
– Халион говорит мало, хотя и больше, чем ты. Я думаю, он доволен мной.’
Гар хмыкнул, но больше ничего не сказал.
‘Почему ты не тренируешься на Рябиновом поле?- Спросил Корбан, задавая вопрос, который давно его интересовал.
‘Я не могу сражаться с боевым отрядом. Моя нога, моя рана . . . Гар отвернулся, набрал в ладонь воды из бочки и выпил.
– Нет смысла тренироваться с воинами, если ты не можешь сражаться рядом с ними.’
Корбан скептически посмотрел на него.
– Я подозреваю, что твоя рана не так серьезна, как ты думаешь. Это не мешает тебе убивать меня десятки раз каждый раз, когда я спаррингую с тобой.’
‘Ты четырнадцатилетний мальчик, а не взрослый воин.’
‘И все же я наблюдаю за другими в поле, Гар. Халион может превзойти большинство из них, а возможно, и всех, и ты, по крайней мере, ему ровня. Тебе бы оказали больше уважения, если бы люди знали. Они не будут думать о тебе только как о конюхе.’
– Всего лишь конюх. Гар нахмурился. ‘Я не желаю уважения других людей. А конюх мне вполне подходит.’
‘Но . . .’
– Хватит, - терпение Гара лопнуло.
– Я уже давно принял решение. Я не буду менять его сейчас.’
В тишине они разматывали набивку от своих тренировочных мечей – Гар забеспокоился из-за шума, который производил их спарринг, и поэтому настоял на том, чтобы прикрыть деревянные мечи туго перевязанной овечьей шкурой.
‘Как поживает твой волчонок?- спросил конюх.
Корбан не смог сдержать улыбки. ‘Она здорова. Я оставил ее храпеть с Буддаем перед огнем, - сказал он. Обычно Буря просыпалась, когда он просыпался, но не сегодня утром. Он всегда оставлял ее позади, когда тренировался с Гаром, так как часто шел прямо из конюшни на Рябиновое поле. Халион любил начинать пораньше, а это означало более ранний конец, оставляя больше времени в течение дня для других дел. Однако сегодня никаких тренировок в полевых условиях не будет. Халион уехал еще до рассвета с поисковым отрядом, разыскивающим Маррока и сбежавшего разбойника.
В животе у него заурчало. ‘Пожалуй, я пойду и разбужу ее, - сказал он и попрощался с Гаром.
Корбан тихо вошел в кухню. Таннон сидел на стуле у камина, положив подбородок на грудь. Клочья его Черной Бороды поднимались и опускались вокруг рта, когда он ритмично храпел. При виде Корбана Буддай оторвал взгляд от ног хозяина, и его хвост мягко застучал по каменному полу. Буря появилась из-за спины собаки и подпрыгнула, сверток мягкого белого меха был изрезан темными полосами. Он присел на корточки, и она потерлась о него мордой, покусывая его пальцы своими острыми зубками детеныша.
– Ш-ш-ш, - прошептал он, не желая будить отца. Он гладил Бурю нежно, спокойно. Ее белый детский мех был мягким и пушистым, более грубые волоски уже начинали прорастать, испещренные черными крапинками.
Таннон проснулся, когда тарелки с грохотом упали на кухонный стол, а из сада вошла Сайвен с дюжиной яиц, спрятанных под рубашкой.
За обедом разговоров было немного. Все устали, так как мало спали. Тревогу подняли глубокой ночью, когда сменили охрану разбойника и обнаружили, что его камера пуста. Вскоре после этого распространилась весть о мертвом воине возле колодца, о том, что Маррок и Кэмлин ушли. Корбан вложил всю свою энергию в уничтожение сыра, яиц и теплого хлеба, которые были поставлены перед ним.
– Есть новости?- спросила Сайвен. Корбан уставился на содержимое своей тарелки, борясь с желанием взглянуть на сестру. Он чувствовал на себе ее взгляд.
‘Пока нет, - ответила Гвенит, стоя к ним спиной и суетясь вокруг печей.
‘Еще рано, - сказал Таннон.
– Теперь, когда солнце поднялось высоко, выследить его будет легче.’
"На рассвете", - подумал Корбан. Маррока должны были отпустить на рассвете. Подняв глаза, он поймал взгляд Сайвен; это сказало ему, что она думает о том же самом.
Брейт дал слово. Стиль Темного Леса. Он содрогнулся, вспомнив глаза лесника, его хватку и обещание отомстить, если Корбан нарушит свое слово. Несмотря на все, что он слышал о главаре разбойников Темного Леса, он верил ему. Дурак. Я дурак, сказал он себе.
‘Я пойду к Брине, - сказал он, быстро вставая и скрипя стулом по каменным плитам.
– Убери с дороги мои дела.’
‘Я пройду с тобой часть пути, - сказал Таннон. Гвенит сунула ему немного еды, завернутой в вощеную бумагу, и он ушел вместе со своим отцом, Буддаем и Ьуря, рысью выбежавшими следом.