Злодей ее романа
Шрифт:
— А это комплимент или наоборот? — не менее любопытно поинтересовался Лестер, ощущая желания поцеловать ее немедля. И не только поцеловать! Все же тулуп и уличный холод несколько поумерили его пыл, так что он был романтичен и сдержан после похищения. Но когда она вела себя вот так, непосредственно и почти кокетливо, то немедля будила в нем желания совсем нецеломудренные. — Первое, по правде говоря, мисс Гринмарк. Раньше ни одна девица не вызывала у меня желания немедля ее похитить, — совершив это любовное признание, Лестер склонился ближе к ее лицу, глядя в глаза.
— Остальные сами к вам прибегали? А про меня вы побоялись, что не добегу? — снова очень ехидным тоном спросила она, и Лестер не мог не засмеяться тихо, качнув головой. Это была отличная шутка,
— Чувство юмора у вас тоже выше всяких похвал, мисс Гринмарк, — отвесил он ей очередной очень искренний комплимент, а потом ответил, вполне честно и откровенно: — От остальных я убегал. Вот, видите, уехал от них подальше из столицы, чтобы не догнали. А тут вы! И вас я бы сам с удовольствием догонял… — Ведь и впрямь, он сюда сбежал, прежде всего, от попыток семейства его женить. На барышнях, ни одна из которых и близко не вызывала у него тех чувств, что сейчас вызывала мисс Гринмарк. Тут он выразительно вздохнул и все же, не выдержав, коснулся губами ее губ — мягко и легко, чтобы не заледенели на морозе после поцелуя. Вот доедут до теплого дома — и тогда… о, тогда он с ней сделает очень много чего. От этой мысли у Лестера по спине и по рукам пробежали мурашки.
— Бедняжка! Загнали как дикого зверя на охоте в глушь лесную зализывать раны! Можно я не буду вам сочувствовать? Несмотря на ваши весьма печальные обстоятельства, — продолжила ерничать мисс Гринмарк, будто никакого поцелуя и не случилось, но лицо у нее все же сделалось испуганное.
Лестеру немедля захотелось ее успокоить и утешить, сказать, что ей нечего пугаться. Но вот это как раз уже была бы прямая ложь. Было ей, чего пугаться, и скоро он напугает ее еще сильнее… и он, видит небо, хотел бы все сделать иначе. Но у него не было времени. Время таяло, как снежинки на ее прелестных белых щечках. Слишком белых — свидетельство ее недуга. И у Лестера был выбор: либо напугать ее сейчас, либо смотреть, как она угасает от бледной сухотки в ближайшие месяцы, а то и недели. Лучше он напугает.
— Ну, чему же тут сочувствовать… — ответил он задумчиво, погруженный в эти переживания, которыми не мог поделиться с нею. — Я был вполне доволен своим одиночеством. А теперь еще сильнее доволен — что могу разделить его с вами, и оно перестанет быть таким уж одиночеством.
— Повезло вам, — тихо ответила она, а потом попросила: — Держите меня крепче, — и прислонилась к груди Лестера, положив голову ему на плечо.
— Эрика… Мисс Гринмарк?.. — от волнения Лестер ее даже по имени назвал. Наклонился к лицу снова, прижимая к себе крепче, как она просила. Только не с вожделением, а с беспокойством. Она не ответила, лежала, закрыв глаза, и снежинки падали на ресницы, не тая на них. Лестер напугался, наклонился ниже, потянулся к ней ощущениями, и только тогда услышал, что дыхание у нее ровное, почуял, что биение жизни теплится слабо, но ясно. И понял, что она просто спит. Бедняжка переутомилась, у нее от болезни было так мало сил. — Буду держать крепко и никуда не отпущу… Даже если начнешь обратного требовать. Никуда, — шепотом пообещал Лестер, устроил ее у себя в объятьях поудобнее и пустил коня быстрее.
В его поместье они были меньше, чем через час. То встретило их темнотой и тишиной: горели только два окошка на кухне и в людской. И кучер, дожидавшийся его возвращения, не сразу вышел на крыльцо с фонарем, чтобы забрать коня. Лестер уже снял Эрику с седла и нес к дому на руках.
— Меня не беспокоить. Только чаю подайте в малую гостиную. Если что-то еще понадобится, я сам позову, — бросил ему Лестер и вбежал на веранду, чтобы наконец оказаться вместе со своим сокровищем в тепле.
Эрика проснулась от тепла. Резкое изменение температуры напугало, и она открыла глаза, соображая, что с ней и где она. И не то, чтобы ее могло чем-то успокоить воспоминание о том, что ее похитили, скорее некое чувство уверенности дало понимание того, что она хотя бы знает: похищена графом и они уже прискакали в поместье Тендандс, очевидно. Разумеется, Эрике стало
Они были в небольшом, но вовсе не тесном холле, уютным, с зелеными обоями в бежевый орнамент, с лестницей темного дерева, уводящей наверх и красивыми ажурными дверями, с разноцветными витражными стеклышками. По последней моде интерьер — видно, переехав, молодой граф здесь все отремонтировал и переделал. Кое-где уже виднелись знаки приближающегося Нового года: зеркало украшали еловые лапки, перевитые алой лентой, и с лампы на потолке свисал круглый пучок остролиста.
— Как вы себя чувствуете, мисс Гринмарк? — немедля спросил граф, когда Эрика открыла глаза. Заботливый тон по-прежнему был при нем. А Эрика по-прежнему была по уши замотана в тулуп и плед. И так вот он ее к лестнице и понес, не раскутывая и не спуская с рук.
— Сонно, — честно ответила Эрика и задумчиво уставилась на нос графа. Стоит ли укусить или подождать более безопасного момента, когда он не уронит ее случайно? Она все же рассчитывала напоследок повеселиться, а не лежать с травмами в кровати.
— Слишком быстро доехали, не успели выспаться, — сочувственно ответил он и улыбнулся. — Извините, слишком спешил вас довезти… Но я все же буду настаивать, чтобы вы выпили чаю после поездки по морозу. А потом, если совсем сильно устали, сможете спать спокойно.
Притворялся он отменно хорошо, так что можно было принять за чистую монету. И даже всякие вредные ответы в голову Эрике не шли, когда он вот так прикидывался милым.
— Если бы мы ехали слишком долго, сон бы мог перерасти в вечный, и это было бы совсем не забавно, — про то, что она собирается веселиться за счет коварного графа Эрика предупреждать его не собиралась. Да и вообще пока не придумала как именно. Кажется, ей не хватало опыта в хулиганских проделках.
— Не уж, я вам даже заболеть не дам! — очень серьезно ответил граф. Они поднялись на третий этаж и оказались в небольшом полукруглом холле, от которого в две стороны расходились коридоры, а прямо перед ними красовались такие же ажурные двери, как внизу, только с другим орнаментом. — Поэтому сейчас мы будем пить горячий чай с травами. И с вареньем или медом, по вашему желанию, — изображая гостеприимного хозяина, сообщил граф и свернул в левый коридор, где распахнул первую же попавшуюся им на пути дверь — и они очутились в небольшой гостиной, оформленной в серо-голубых тонах, где горел камин, уставленный новогодними игрушками: фигурками оленей, детей на санках, новогоднего духа с мешком подарков, из дерева и ваты.
Граф отнес Эрику к дивану, усадил на него и сам сел рядом, а потом наконец снял с нее лохматую овчинную шапку и принялся разворачивать тулуп и плед.
— Соседей навещать вы никак не собирались, а дом весьма обжили, — отметила Эрика.
Разумеется, упрекать его в пренебрежении к правилам приличия не имело смысла, чихать он на них хотел. И все же теперь она совсем явно видела: то, что граф, приехав, отговаривался от приличных визитов болезнями, было ложью. Когда болеешь — не до ремонтов и новогодних игрушек. Хочется лежать в покое, а не чтобы вокруг бегали слуги и работники, задавая вопросы, что им делать и постоянно создавая массу шума.
Он улыбнулся, весьма лукавой улыбкой, и качнул головой, хмыкнув.
— Я же говорю: вы весьма умны, мисс Гринмарк. И наблюдательны. Да, сознаюсь вам честно: я всем врал про свое дурное самочувствие, потому что предпочитал проводить время в одиночестве. И посвящать его приведению дома в порядок, а не бесчисленным поездкам по местным аристократам.
Раскутав, наконец, Эрику, он легко повел пальцами, и путы с ее рук соскользнули, упав на колени. Ровно в этот момент дверь гостиной распахнулась, и в нее вплыла горничная, или экономка, в беленьком чепце и переднике, с подносом в руках, на котором стоял чайный сервиз, голубой в незабудках, весьма подходящий к интерьеру.