Злой город
Шрифт:
— Мне хватит, — буркнул Никита. — Невелика наука.
— О как!
Воевода повернулся к дружинникам.
— Эй, Любава, подь-ка сюда.
Мечник, уже оправившийся от удара в руку и примеривающий к ней копье у оружейной стойки, обернулся.
— Дай-ка парню меч затупленный. И сама такой же возьми.
— Дак то девка? — изумился Никита. — Не буду я с девкой биться.
Воевода наклонился к уху парня.
— У этой девки ордынцы батьку на Калке порешили, а мать в полон увели, когда ей всего четыре года было. Она же от горя говорить разучилась. И с малолетства
Девушка подошла к парню, неся в руках шлем с подшлемником и два меча. Большие синие глаза внимательно смотрели на Никиту. Красивые глаза — а взгляд не бабий. Не так должна девка на мужика смотреть. Внимательный взгляд. Так бойцы перед схваткой друг на дружку смотрят, оценивая, насколько силен соперник, какие у него в запасе ухватки имеются, есть ли где слабина. Чтоб в ту слабину ударить посильнее, когда случай представится.
Никита слегка поежился. Надо же! Совсем он в своем лесу одичал, не слышал, что у воеводы в детинце такие вот ведьмы водятся — с недобрыми глазищами в пол-лица, которыми бы парней на гулянках завлекать, а не обмеривать их взглядом, как корову перед забоем.
Никита засунул шапку за пояс, натянул подшлемник, примерил шлем — впору. Считай, как шапка, только тяжелее впятеро. Так то не беда, шея, поди, не тростинка, выдержит. Да и меч — подумаешь. «Что меч, что нож засапожный — невелика разница», — думал Никита, выходя на утоптанную площадку.
Дружинники вновь прекратили махаться и, расступившись, встали полукругом. Лишь в дальнем конце двора по-прежнему слышались размеренные удары — то отрок метал свои дроты. Остановить его теперь могла только смерть. Или окрик воеводы.
Никита усмехнулся.
Девушка была ниже его на голову, да еще присела на полусогнутых ногах. Делов-то — размахнуться да дать по шлему сверху, как топором по чушке, — вот и вся битва. Жалко только. Воевода говорил, что немая девка уж тринадцатый год. Интересно, а до этого говорила?
Любава резко присела еше ниже. Никита даже не успел понять, каким это неведомым образом он оказался на земле. Левая нога подпрыгнула кверху, правая зацепилась за что-то…
«Что-то» было мечом, всунутым между ног Никиты и резко повернутым со скользящим шагом вперед и влево. Парень, не ожидавший подвоха, рухнул на спину под хохот дружинников. Хорошо, что хоть меч в руке удержал, а то бы вообще до конца жизни от позору не отмыться.
Никита вскочил на ноги, вертанул мечом фигуру «два колеса», которую кузнец Иван показал, и бросился на девушку уже всерьез, намереваясь проучить проказницу — ну, не по шлему со всей дури молодецкой, конечно, но уж плашмя клинком по мягкому месту — это непременно. Как только меч из ее руки выбьет.
Однако меч Любавы выбиваться не пожелал. Никита рубанул сплеча по клинку соперницы, — но тот предательски вильнул в сторону, уходя влево
Дыхание перехватило, в глазах слегка потемнело. Несмотря на это, Никита все же махнул мечом на удачу…
Похоже, впустую. Клинок рассек воздух, а синеокая девка возникла откуда-то справа вместе со своим мечом. Который уже опускался Никите прямехонько на шею. Никита чудом успел подставить свой клинок — да куда там! Своим же мечом, принявшим удар, по шее и получил.
Рукоятка вывернулась из ладони. Никита ткнулся носом в землю. Выдохнул, сплюнул вязкую слюну, тряхнул головой, отгоняя радужные круги перед глазами, и перевернулся на спину.
Любава стояла над ним, нарочито медленно занося меч для завершающего удара. Где-то сбоку раздавались одобрительные голоса дружинников.
Ах так! Ладно!..
Никита рванулся вперед, подхватил девку под коленки, навалившись всем телом, толкнул.
Любава упала навзничь. Меч отлетел далеко в сторону. Никита рванулся снова, подмял под себя девушку, перехватил горло рукой. Ну что, дружинница, как она, хватка лесного охотника, привычного к тугому луку? Чувствуется под кольчужным воротником? Это тебе не железной палкой махать…
— Проси пощады!
И осёкся, наткнувшись на взгляд бездонных глаз. Мольбы в том взгляде не было, как и злости. А вот тоска была — не на поверхности, глубже, намного глубже. Скрытая, запрятанная так, что и сама бы не вдруг себе в ней призналась. А Никита разглядел. Как-то сразу, с одного взгляда.
И она про то поняла.
Колыхнулся синий омут — и Никиту как ушатом ледяной воды окатили. «Пощады проси! Вот дурень! Глядишь, попросила бы, кабы могла…»
Рука невольно разжалась.
А зря.
Тяжелая окольчуженная рукавица дружинницы врезалась Никите в подбородок. Парня приподняло и отбросило назад. Рука Любавы метнулась к мечу…
— Хватит!
Крик воеводы остановил притуплённое острие меча в ладони от незащищенной груди Никиты.
Хватит так хватит.
Девушка отошла на шаг от поверженного противника, однако меч не опустила. Взгляд синих глаз снова был холодным и внимательным. Да и не показалось ли Никите? Когда огреют тебя железной полосой по затылку, еще и не то привидится.
Никита тяжело поднялся с земли, пряча глаза, скинул шлем с подшлемником, отдал девице и надел шапку обратно. Справный воин, нечего сказать — от девки схватил по самое не хочу. Еще немного — и бабы коромыслами по городу гонять начнут.
Краска стыда заливала уши. Больше всего Никите сейчас хотелось провалиться под землю. Или убежать. Но бежать нельзя — не по-мужски. Тогда вообще засмеют, хоть совсем из лесу не выходи. «А это кто? А это Никитка-охотник, тот, что бегать горазд. Его как-то баба в детинце палкой охаживала, так он от нее шибко ловко убег, не догнала». А еще противно саднил подбородок, по которому прошлась обшитая железом рукавица. Хорошо, что зубы целы…