Злой умысел
Шрифт:
– Нет. Я никогда раньше не стреляла.
– А почему выстрелила вчера?
– Мама умерла два дня назад… нет, теперь уже три. Вчера ее похоронили.
Совершенно очевидно, что девочка измучена до предела. Но в чем причина вчерашней ссоры? Положительно, эта Грейс заинтриговала Молли Йорк! Девочка что-то скрывает, и Молли не знает, что именно. Но подозревает, что это нечто ужасное – или для нее, или для отца. К тому же делать выводы о ее виновности или невиновности – вовсе не дело психиатра. Но в ее власти сделать вывод о ее психическом здоровье и о вменяемости на момент совершения преступления.
– Вы поссорились с ним из-за матери? Может быть, она завещала ему что-то – ну, что ты хотела бы иметь?
Грейс лишь улыбнулась в ответ на это нелепое предположение – она выглядела сейчас куда взрослее и умнее, чем прочие девочки ее лет. И уж вовсе не казалась слабоумной.
– Не думаю, чтобы у мамы было нечто, что она могла бы завещать. Она ведь никогда не работала. У нее ничего своего не было. Зарабатывал только отец. Он ведь адвокат… был, – спокойно отвечала она.
– А он собирался оставить тебе что-нибудь в наследство?
– Не знаю… может быть… думаю, да.
Она явно не подозревает, что по закону убийца не имеет права наследовать своей жертве. Если ее признают виновной, она не получит ничего. Нет, это не могло быть мотивом.
– Так отчего же вы поссорились?
Молли Йорк была настойчива, и Грейс не доверяла ей. Она слишком уж давила. Во взгляде ее сквозило упорство, к тому же проницательные и умные глаза этой женщины настораживали Грейс. Она слишком многое может увидеть, слишком многое может понять. А у нее нет на это права. Никого не касается, что делал с ней отец все эти годы. Она не желала, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Даже если это может спасти ее. Она не хочет, чтобы весь город узнал о том, что он с ней сделал. Что тогда скажут о них? О ней или… о матери? Об этом невыносимо было даже думать.
– Мы не ссорились.
– Нет, вы поссорились, – тихо произнесла Молли Йорк. – Наверняка. Ты же не просто вошла в комнату и выстрелила в него, так ведь? Или не так?
Грейс кивнула в ответ.
– Ты же стреляла в него почти что в упор. О чем ты думала, когда нажимала на курок?
– Я не знаю. Я вообще ни о чем не думала. Я просто пыталась… я… не важно.
– Нет, это важно. – Молли Йорк подалась к ней всем телом с очень серьезным видом. – Грейс, ты обвиняешься в убийстве. Если он что-то сделал тебе – ну, каким-то образом обидел, тогда твои действия квалифицируются как самозащита или же как непреднамеренное убийство. И не важно, что с твоей точки зрения откровенность равняется предательству – ты должна рассказать мне все.
– Почему? Почему вообще я должна кому-то что-то рассказывать? С какой стати?
Сейчас она говорила, как сущее дитя. Но вчера это дитя умертвило родного отца.
– Потому что если ты не расскажешь, Грейс, то проведешь за решеткой долгие годы. А это будет несправедливо, если ты оборонялась. Что он сделал тебе, Грейс? За что ты его убила?
– Я не знаю. Может быть, я просто была слишком расстроена… из-за мамы. – Говоря это, она ерзала на стуле и отводила глаза.
– Он тебя изнасиловал?
Глаза Грейс широко раскрылись. Дыхание ее сделалось
– Нет. Никогда…
– У вас с ним никогда не было половой близости? Ты бывала близка со своим отцом?
Грейс выглядела насмерть перепуганной. Эта женщина слишком близко подобралась к разгадке, чересчур близко. Как она ее ненавидела! Что она пытается сделать?
Хочет, чтобы все стало во сто крат хуже? Навсегда предать позору доброе имя их семьи? Это никого не касается!
– Нет. Конечно же, нет! – почти выкрикнула она. Но видно было, как она нервничает.
– Ты в этом уверена?
Две женщины долго смотрели в глаза друг другу. Наконец Грейс отрицательно помотала головой:
– Нет. Никогда.
– Вы с ним были близки прошлой ночью, когда ты застрелила его? – Молли не отрываясь смотрела на девочку.
Грейс вновь покачала головой, но ее волнение не укрылось от Молли.
– Зачем вы меня об этом спрашиваете? – с отчаянием в голосе проговорила Грейс, и в груди у нее послышались предательские хрипы.
– Потому что я хочу знать правду. Я хочу знать, причинил ли он тебе боль, была ли у тебя причина стрелять.
Грейс вновь замотала головой.
– Вы были с отцом любовниками, Грейс? Тебе нравилось спать с ним?
На сей раз Грейс была предельно честна:
– Нет. – Это было невыносимо, ужасно! Но поведать этого Молли она не могла.
– У тебя есть парень?
Грейс вновь отвечала отрицательно.
– Ты была когда-нибудь с парнем?
Грейс вздохнула. Она знала – этого никогда не будет. Да она бы и не смогла.
– Нет.
– Ты девственница? – Тишина. – Я спрашиваю, была ли ты девственной?
Молли снова становилась настойчивой, и Грейс это было не по нраву.
– Я не знаю. Наверное.
– Это что же значит? Ты что, вовсю тискалась с мальчишками? Так надо понимать твое «наверное»?
– Может быть.
Девочка снова выглядела совсем ребенком – Молли улыбнулась. Нет, невинности от подобных забав потерять нельзя…
– У тебя был когда-нибудь ухажер? Как-никак тебе уже семнадцать…
Молли снова улыбнулась, но Грейс вновь отвечала отрицательно.
– Хочешь ли ты рассказать мне еще что-нибудь о вчерашнем, Грейс? Помнишь ли ты, что ты чувствовала, прежде чем выстрелила? Что заставило тебя стрелять?
– Я не знаю.
Молли Йорк знала, что Грейс блефует. Как бы ни была она потрясена случившимся, но теперь она в порядке. Она вся напряжена, она начеку и преисполнена решимости скрыть от Молли то, что в действительности произошло. Высокая привлекательная блондинка еще долго смотрела на девочку, потом закрыла тетрадь.
– Я хочу, чтобы ты была честной со мной. Я могу помочь тебе, Грейс. Это правда.
Если станет ясно, что Грейс защищалась или были иного рода смягчающие вину обстоятельства, ей будет много проще. Но Грейс вела себя так, что Молли не за что было зацепиться. И вот что забавно – невзирая на явное недружелюбие Грейс, девочка нравилась Молли. Грейс была красивой девушкой – у нее такие большие, честные и открытые глаза. Молли видела в них столько боли и страдания и ничем не могла помочь. Но это еще впереди. Теперь же Грейс озабочена лишь тем, чтобы скрыть от всех истину.