Злые боги Нью-Йорка
Шрифт:
Он попытался засунуть бюллетень левой рукой, выкручивая Валу пальцы правой. Попытка не принесла успеха – Вал дернул рукой, как в вальсе, закрутив Финерти, а потом жестко толкнул его в спину. Финерти плашмя шлепнулся на пол. Застучали каблуки. Мой брат, пожалуй, был разочарован. Он махнул рукой одному из своих дружков по пожарной команде, неуклюжему загорелому мужику со сломанным носом; тот работал у них на насосе и откликался на прозвище Коромысло. Вполне предсказуемо, Коромысло носил медную звезду. Я начинал верить,
– Коромысло, выволоки отсюда эту тушу и заливай в нее кофе, пока она снова не станет человеком. Давай, зови Мозеса, если понадобится, он…
И тут Вал выхватил взглядом меня: стою неподвижно, сложив на груди руки, и разглядываю его из-под полей шляпы. Заставить Вала от потрясения заткнуться – дело непростое, оно идет вразрез с естественным порядком вещей. Но полагаю, меня на сборище демократов вполне хватило. Правда, тут было что-то еще. Какой-то изгиб губ, когда он умолк, будто с языка едва не сорвалось другое слово. Он что-то хотел мне сказать.
– Мы прервемся на десять минут, пока учим ирландца, как справиться с алкоголем, – раздраженно прогремел он. – Это вообще не наша работа, джентльмены и избиратели. Против всех традиций. Ладно, в соседней комнате есть хлеб, если вы захотите перекусить перед обедом. Десять минут, а потом мы нафаршируем эту урну, как шлюшку.
Гром аплодисментов, само собой, и Вал сошел с возвышения, закуривая огрызок сигары, который выудил из кармана. Он прошел мимо, даже не взглянув на меня, только махнул рукой. Я зашагал за ним, Птичка, как тень, торопилась следом.
– А где доллар? – весело спросила она.
– Погоди минутку, я получу с него, – ответил я, ткнув рукой в сторону Вала.
Мой брат зашел в соседнюю комнату, которая явно служила кабинетом, все шкафы были набиты плакатами. Красные, желтые, синие и ярко-фиолетовые, сплошь покрытые такими замечательными высказываниями, как «Свободные люди против деспотизма» и «Меч перемен для народа Нью-Йорка». Когда Вал повернулся, чтобы прислониться к столу, он заметил Птичку, и у него дернулось веко.
– Тим, ты подобрал еще одну бездомную кошку? – мрачно сказал он.
– Это Птичка Дейли. Я тебе о ней говорил. Она пока живет в моей норе.
У Вала отвисла челюсть, сигара не выпала только благодаря многолетней практике. Он пригляделся, заложив пальцы за пояс брюк.
– Маленькая горничная Шелковой, – прошептал он. – Будь я проклят.
– Очень приятно снова видеть вас, мистер Вэ, – сказала Птичка.
И Богом клянусь, это звучало правдой.
Он пожал ей руку, глядя на меня мясницкими крюками.
– Это она. Птенчик, с ног до головы залитый краской с того парнишки, Лиама. Это она привела Мэтселла к… Господи Иисусе, Тим, где твоя голова?
– Ты давай, поосторожней-ка, – зарычал я.
Птичка не желала отвлекаться:
– Мистер
Вал взглянул на Птичку, и выражение его лица внезапно смягчилось.
– А! Каждый из наших славных избирателей, которых вы там видели, – три разных человека, в трех разных костюмах. Догоняешь? Наши цирюльники дежурят по всему городу, и им нужно практиковаться перед следующими выборами. Эти конкретные парни будут мужчиной с бородой, мужчиной с бакенбардами и гладко выбритым мужчиной. И все трое – верные демократы.
Я горько скривился, но Птичка только рассмеялась, считая политику отличной шуткой. Возможно, в этом что-то и было.
– Послушай меня, котенок, – сказал Вал, рассеянно вороша пальцами волосы. – Иди вон в ту дверь, поверни налево и поднимись по лестнице. Найдешь там незапертую комнату. В комнате полно сундуков. В сундуках полно тряпок. Одежда для бедных избирателей и друзей Партии, но не бери в голову. Смотри, что понравится. Если вернешься сюда раньше, чем найдешь подходящее платье, я вывешу тебя на ушах за окно, пока они не оторвутся. Да?
Птичка, с усмешкой на веснушчатом лице, выбежала и захлопнула за собой дверь.
– Тимоти Уайлд, ты сошел с ума, – резко бросил Вал. – Что она тебе рассказала?
Я объяснил: Птичкина оценка ситуации недостаточно надежна, Птичка не знает, с какой целью убивали и уродовали детей, и, судя по словам мальчишек-газетчиков и самой Птички, за всем этим стоит человек в черном капюшоне.
– Тим, до тебя дошло, что расследование закончено, а?
– Я слышал об этом.
– Ну тогда хоть раз в жизни прислушайся ко мне.
По мнению Вала, мне следовало с признательностью вернуться к патрульной службе. С исключительной признательностью, поскольку здесь немного шансов оказаться с проломленной башкой; то ли дело поиски безумца, который убивает птенчиков. Между тем, по представлениям Вала, все шло, как надо. За местом захоронения следят, и стоит какому-нибудь мерзавцу или мерзавцам попытаться там что-нибудь зарыть, как на них сразу наденут браслеты. А Птичку я могу прямо сегодня отправить в католический приют и спокойно умыть руки. Но я упорно ищу неприятностей на свою черепушку, сказал он мне. Чего гоношиться, если можно отвязаться от такого грязного дела?
– Для того и нужны «медные звезды», – холодно ответил я.
– Да не будет никаких «медных звезд», тупой ты мешок навоза! – простонал Вал, в отчаянии качая головой. – Люди узнают, мы не справляемся, – и всё, минута, и нас больше нет! Конец полиции Нью-Йорка! Как только разойдется новость, что мы не можем найти убийцу птенчиков, любителя ободранных ребер, – ставь против «медных звезд», заработаешь уйму денег.
– Шеф упоминал об этом. Но я продолжаю, это приказ Мэтселла. Прости, что разочаровал тебя.