Злые клятвы

Макколл Джо

— Отпусти меня, Кензо, — рычу я, пиная его. Он схватил меня так, что мои руки по бокам бесполезны. — Если ты думаешь, что я позволю тебе тронуть меня пальцем, то можешь отправляться прямо в ад.

Разъяренный мужчина только посмеивается над моим счетом.

— Я вообще не собираюсь тебя трогать, моя прекрасная искорка, — его голос — шелк, сотканный из мрачных обещаний. — Я собираюсь наложить на тебя несколько.

Когда ему надоедает, что я его пинаю, он меня отталкивает. Как раз в тот момент, когда я думаю, что выиграла, ублюдок наклоняется, толкает

плечо мне в живот и перекидывает меня через плечо.

По крайней мере, мои руки свободны.

— Положи меня, зверь, — кричу я ему, когда мои кулаки бьют его по мускулистой спине. Черт, что он делает, чтобы получить такие крепкие мышцы? Это все равно, что удариться о валун. Его рука опускается на мою задницу, и я визжу.

— Хорошая девочка, — хвалит он, когда я слишком ошеломлена, чтобы ударить его еще раз.

Эти два слова могут пойти к черту вместе с ним.

И мои чертовы мокрые трусики тоже.

Войдя в комнату, как будто он какой-то белый рыцарь с доблестной целью, он ногой закрыл дверь, прежде чем бесцеремонно бросить меня на кровать.

— Я зарежу тебя во сне, — угрожаю я. Кензо усмехается, как будто моя угроза кажется ему такой же забавной, как мышь, угрожающая кошке.

— Ты можешь попробовать, — говорит он мне, снимая пиджак и закатывая рукава классической рубашки.

Не хорошо. Не хорошо. Не хорошо.

— Но если ты пропустишь или не закончишь работу, наказание, которое ты получишь потом, сделает то, что я собираюсь сделать, похожим на детскую игру.

Мое горло сжимается, когда он делает шаг ко мне, его галстук соскальзывает с шеи в его большие мозолистые руки. Я пинаю его, но он легко уклоняется от удара и погружается между моими открытыми бедрами. Тонкие леггинсы, которые я ношу, создают хрупкий барьер между мной и его твердеющим членом. Мое лицо горит, и я отворачиваюсь от его проницательного взгляда, который, кажется, видит меня насквозь.

— Не отворачивайся от меня, — его голос — низкое, властное рычание, и я чувствую, как его жар обжигает мою кожу. Его грубые пальцы легли на мое горло, лаская нежную плоть с удивительной нежностью. Я встречаю его пристальный взгляд пламенным взглядом, но чувствую, как на моих щеках разливается глубокий румянец смущения. Он не сжимает хватку, и мне интересно, почему он сдерживается. Это из-за сдержанности или какой-то другой скрытый мотив? Напряжение между нами потрескивает, как электричество, и меня одновременно тянет и пугает его мощное присутствие.

— Хочешь научиться печь? — спрашивает он меня. — Я даю тебе такую возможность. Ты хочешь иметь магазин? Я сделаю это.

Мое дыхание под его рукой становится поверхностным, легкие горят, я изо всех сил пытаюсь не заплакать.

— Я хочу пойти в университет, — честно говорю я ему. — С людьми. Одногруппниками. Знаешь, в реальном мире, за решеткой тюрьмы, которую ты воздвиг вокруг меня.

— Тюрьма? — его губы кривятся в насмешливом веселье. — Есть места и похуже, где я мог бы держать тебя, Эвелин. У тебя есть все, что ты можешь пожелать, прямо здесь, у

тебя под рукой. Это вряд ли тюрьма.

Из моей груди вырывается приглушенный звук.

— Клетка все равно остается клеткой, даже если она позолочена, — я сглатываю под его хваткой. — Меня держали в одной всю мою жизнь, Кензо. Я наконец-то испытала свободу. Не отнимай это у меня, — мой голос — не что иное, как шепот мольбы, отчаянно пытающейся заставить его понять.

В течение трех лет я была свободна от контроля, который испытывала всю свою жизнь. Каждый аспект моей жизни постоянно контролировался. Что я ела. То, что я носила вне дома. Что я изучала. Куда я ходила и в чем участвовала. Моя жизнь была расписана от восхода до заката.

Впервые я смогла сама определять свой день. Со временем я узнала о том, что меня действительно интересует, и поняла, чем мне нравится заниматься. Моя первая работа была в маленькой пекарне в Южной Каролине, и я влюбилась в нее. Начало рано утром и окончание в полдень. Что-то в выпечке заставило меня отключиться от громких голосов в голове. Те, кто говорит мне, что я никогда этого не сделаю. Никогда не будь достаточно хорошей.

— Мне кажется, что ты просто хочешь еще одной возможности сбежать от меня, — обвиняет он, и глубоко в его груди нарастает гул.

Я качаю головой так сильно, как могу, в его хватке.

— Нет, — уверяю я его. — Я обещаю. Ты правда думаешь, что я бы приложила столько усилий к свадьбе и всему остальному, если бы собиралась сбежать?

ГЛАВА 13

Кензо

— Да, — говорю я ей честно. Это правда. Я не верю, что если бы ей дали возможность бежать, она бы этого не сделала. Мы оба знаем, что при первой же возможности она снова уйдет.

Еще одно небольшое покачивание головой.

— Пожалуйста, — умоляет она. Нет, не умоляет она. Она в отчаянии. — Пожалуйста, верь мне. Ты можешь поставить на меня всю охрану, какую захочешь. Пожалуйста, я не убегу, — ее дыхание учащается, пульс учащается под моими пальцами. Ее нижняя губа дрожит так сильно, что зубы почти стучат.

Она не лжет мне.

— Шшш, — успокаиваю я ее, лаская ладонями ее лицо. — Дыши, маленькая искорка. Все в порядке. Мы можем что-нибудь придумать.

— Я не могу… — она закрывает глаза, поднимает подбородок и тяжело сглатывает под моим вздохом. Эвелин делает глубокий вдох, затем еще один. Это занимает у нее несколько мгновений, но ей удается успокоиться.

— Я готов работать с тобой, Эвелин, — обещаю я ей. — Мы можем поговорить об этом позже, но сначала нам нужно обсудить твое поведение внизу.

Я позволю ей ходить в университет за этими стенами. Доверие ей противоречит всему моему внутреннему состоянию, но я готов попробовать. Но это на потом. Прямо сейчас я хочу, чтобы она была обнажена подо мной. Распределяем и готово. Я не хочу, чтобы этот брак был наполнен злостью и страхом. Я видел брак ее родителей и знаю, что она боится этого.