Змеесос

Радов Егор Георгиевич

— Где Антонина? Что все это значит? Где моя задача, где моя цель?

«Твоя цель есть я, твоя Антонина есть ты, твоя задача есть тайна. Выпей кюрдамир, возьми свой арбалет, убей Лебедева, убей гада! Но это все полный бред; только Иисус Кибальчиш — последний и главный бог, только он, только я, только я один».Миша Оно теребил свою красную звездочку на левом виске. И где-то был Центр, где шло распределение персоналий, и судьбы возникали, победив смерть и ничто.«Говорю тебе, все — ничто; только моя скука способна создать тайну. Яковлев-фикция, Иаковлев умер. Я открываюсь тебе просто так, Миша, я пройду с тобой весь путь, Лао, выпей свою чашку,

бери ее, храни ее! Ты понял эту истину, дружок?»

— Я не верю в тебя! Я не буду! Я есть Коваленко! Всем этим можно было пренебречь при желании. Все, что явилось, то и пропало, как дым. И никто не расскажет, что же там было у них. И где это, направо.

«Я глупый бог, но я один. И меня зовут Кибальчиш, но я не женщина. Помните об этом, дурачки!»

— Я выиграю! — крикнул Миша Оно. — «Я найду!» — крикнул Лао. — «Это — тайна», — сказал Яковлев.

Иисус Кибальчиш действительно стоял и был похож на правду. Обращенный Лао смотрел на него во все глаза. Пора было действовать и подчиняться. Пора было быть и продолжать. И так и возникло остальное. И бухта была большой. И наступило:

§

Чай умер. Миша Оно очнулся на мягкой постели, одетый в собственную одежду и ощущая пустую усталость в пробуждающемся для чего-то еще теле. Солнце сквозь окно освещало всю затхлую каморку, и где-то пели чудесные птички, совершенно не вяжущиеся с общей атмосферой этого приятного утра. Девушка лежала на животе в углу, и ее спина и зад мерно покачивались в такт ее сонному дыханию. Вчерашний костистый человек встал, трогательно улыбнулся и уверенно сказал:

— С добрым утром, желаю счастья! Добро пожаловать в новый день нашего неисчерпаемого мира!

— Спасибо, — слабо ответил Миша.

— Каковы ваши впечатления? Как вам понравились сны и сладкие грезы? Нашли ли вы новую тайну?

— Прелесть! — отозвался Миша. — Сначала я почувствовал нарастание невероятно огромного удовольствия повсюду в своем теле и душе; потом словно увидел некую дверцу, ведущую в черный простор; я потянул за цепь и вылетел отсюда наружу — туда, где я должен быть; там я понял и осознал самого себя, и увидел свою высшую цель; и я прожил много миллионов лет, занимаясь чем угодно и творя другие реальности; а потом я увидел другого истинного бога, но он был глуп и обычен; а потом наступил конец.

— Кайф! — с завистью сказал человек, слушая Мишу. — У меня было все попроще, но более связно. Не желаете ли чаю?

— Очень хочу!

Человек куда-то ушел и пришел вместе с подносом, на котором стояли чайник и чашки.

— Нет ли у вас сахара? — спросил Оно, предвкушающий горячий чай.

— Нет! — ответил человек.

Они сели друг напротив друга, девушка тихо спала в углу.

— Прелесть! — воскликнул Миша, потягивая чай. — Я люблю вас, мои последние секунды! Я вижу это солнце, светящее в мой чай, я слышу этих надоедливых птиц и воробьев, я помню свои высшие прозрения, я вижу этих чудных людей!.. Остановись, мой миг, ты прекрасен!

— Оставайся с нами, — сказал человек. — Кто вы?

— Я не помню, — ответил Миша. — Я не могу. Я хочу чего-то еще.

— Мы

имеем все, — сказал человек. — Мы имеем себя и все остальное. И постоянная опасность всегда насладительно висит над нами, как меч или падающее сказочное небо. Сегодня мы сидим здесь, а завтра мы будем там.

— Это одно и то же, — сказал Миша.

Человек задумался, потом засмеялся, ударил Мишу рукой по плечу, словно был бравым парнем, и произнес:

— Э-эх! Ладно, будь тем, чем ты должен. Не забывай меня, мое имя — Сергей Уинстон-Смит.

— Я не забуду никогда. — серьезно сказал Миша Оно и допил чай.

Потом Сергей ткнул стену и она раскрылась, освобождая путь в главную комнату. Там тоже был рассвет, и фиолетовые цветы так же висели на своем месте, а на полу в жуткой некрасивой позе лежал человек.

— Что это? — спросил Миша.

— Это — Афанасий, — ответил Сергей. — Он умер.

— Умер?

— Ну да; после того, как он вас выгнал к нам, он сделал себе еще одну дозу глюцилина, но, кажется, перелил мочи. Результат вы можете видеть.

— Это случилось! — воскликнул Миша, склоняясь над умершим.

— Он всегда хотел умереть от кайфа. Он получил это. Кроме того, от избытка мочи и еще какой-то ошибки получилось вещество, от которого умирают шесть часов в страшных муках. Представляю, какую гамму ощущений он получил! Вы не слышали воплей?

— Нет, — сказал Миша.

— Странно. Впрочем, вам, наверное, было не до этого. А теперь, дорогой мой, я желаю вам уйти немедленно вон отсюда, так как приедут органы охраны порядка, а вы не наш; кроме того, вы надоели мне страшно.

— Что? — спросил Миша.

— Что слышал, ублюдок! Вон отсюда, а не то я сниму с тебя кожу!

И Сергей вынул какой-то заточенный скребок.

— Нет, сегодня мне нельзя, — рассудительно промолвил Миша и немедленно выбежал из этого помещения. Сергей заснул.

§

«Что значит все это, этот бред, эти попытки существовать и бороться непонятно за что, непонятно как, непонятно для кого? Воспоминание о настоящем, выведение законов, придумыванье тайн, поиск путей — не быть, или быть, или не быть? Все опутало пустоту; пустота — формула всего; пустота имеет качества и цвет: это цель небес. Смерть не дает абсолютного знания, она движет остальным. И мир существует любой на выбор, и только секундное погружение в него может создать его в целостном виде; как творение, как смысл, как прочие вещи. Мандустра всегда со мной, всегда во мне, всегда здесь. Кто способен сказать другие слова, когда это одно и то же? Кто скажет о смысле, когда скучно? Вот очарование всего, близость звезд, алость меня и тебя, законченность и блуд, и цель, и любовь к чему-то еще, и сияние невероятных друзей. Вперед, дальше, пусть утро начнет день и закончит ночь, и пусть смерть станет истинным событием; и Антонина существует».Так думал Миша Оно в то время, как он шел по светлому тротуару среди стеклянных зданий и веселых людей, и хотел завтракать и жить дальше.