Змеесос
Шрифт:
— Ну и не надо, — сказал Миша удивленно.
— Я не имею права, но я сделаю это, потому что здесь — тоталитарная зона, а не право! Тебе нравится? Ты кайфуешь? Ты любишь это? Это гениально!
— Пока ничего, — признался Миша.
— Я рад, — одобрительно промолвил Лебедев и подошел к письменному столу, стоящему в углу. Потом он сел за него и достал маленькую красную книжечку.
— Я не имею права давать
— Миша Оно, — ответил Миша Оно.. Лебедев открыл книжечку, написал два слова, встал и торжественно произнес:
— Поздравляю тебя, лучший дружище! Отныне ты — член тоталитарной зоны. Наслаждайся!
После этого он протянул красную книжечку Мише и захлопал в ладоши. Миша осторожно раскрыл книжку, проведя большим пальцем по ее изгибу между двух страниц. Он перестал думать и прочел:
п а с п о р тчлена тоталитарной зоныФ. И. Миша ОноДальше следовали какие-то сведения и правила, но это было не интересно. Миша закрыл книжечку, прекратив чтение, и воскликнул:— О, как мне отблагодарить тебя, великий, прекрасный, гениальный четвертый комендант! Пусть жизнь твоя будет полна удовольствий разных и противоположных; пусть все твои воплощения будут интересны и обильны; пусть болезни твои будут истинны и оригинальны, и пусть тайны твои будут подлинны, как Бог! Я готов преклонить свою главу и колени, чувствуя свой настоящий долг быть верным тебе, словно друг, или жена, или соратник; я ощущаю свою вину за то, что я не могу отплатить тебе тем же, или большим, или лучшим; я готов отдать за тебя жизнь и все остальное, и мне стыдно, что я недостоин твоего великодушия, твоей щедрости и твоей широты.
— Ну, полно, полно, — говорил Лебедев, расцветая от удовольствия. — То, что я сделал, конечно, идет вразрез с инструкцией, но ты мне сразу понравился, паренек, и я решил тебе помочь. Остальное — мои дела. Будь достойным моего выбора, будь подлинным членом нашей зоны, будь чутким товарищем своим однополчанам и соседям; наслаждайся полной грудью талантливой мерзостью здешней действительности и всегда держи руку прямым углом. Слава Яковлеву, мальчишка, помни о себе самом!
— Ура! — крикнул Миша и встал на колени.
— Встать, — тихо сказал Лебедев, щелкнув Мишу по лбу. Миша поднялся и посмотрел в окно.
— Пошли, пошли, пошли, — вдруг засуетился Аркадий Викторович. — Быстрее, быстрее, быстрее…
Он толкнул Мишу вперед, раскрывая дверь; они вышли в коридор, ефрейтора не было, и они побежали вперед до угла, а потом повернули, оказавшись в конце концов у очереди и окошка; и все стоявшие тут посмотрели на них недовольно и грустно.— Итак, будь здесь, — сказал Лебедев, оставляя Мишу. — А я ухожу. Прощайте!!! Я убегаю от вас в свободную зону!!! Я дал ему паспорт,
— А ты меня теперь не поймаешь! А я за стеной! А пошел бы ты на х…! А я теперь в свободной зоне!
Человек закрыл дверь, повернулся и сказал:— Вот вам. Ефрейтор!
Немедленно появился подобострастный солдат.— Скажи мне, ефрейтор, — ласково проговорил человек, — Ты как допустил это? Перебежчика?
— Я в уборной был… — мрачно ответил солдат.
— Ах ты, гнида! Лучший дружище! Шестьдесят лет гауптвахты, понял?
— Есть шестьдесят лет гауптвахты, — чеканно заявил солдат и улыбнулся.
— Но прежде всего ты должен кого-нибудь убить. Нужно ведь кого-то наказать смертью, раз мы не в силах задушить эту гниду…
— Ура, так точно! — обрадованно крикнул солдат, доставая арбалет.
— Вот, например, этот дружище, — сказал человек, показывая на некоего субъекта в серо-желтом пиджаке.
— Меня зовут Артем Шатров! — взвизгнула жертва, выпрыгивая из очереди.
— Чудесно, — проговорил человек с пожилым и злым лицом. — Итак, Артем Шатров умер!
И тут же стрела пронзила учащенно бьющееся сердце Шатрова; его гортань издала высокий и резкий нечленораздельный звук, а потом туловище стало мгновенно слабеть и, словно потеряв каркас, упало на пол помещения. Тра-ля-ля.§
— Пошел отсюда, лучший дружище! — злобно сказал ефрейтор, выталкивая Мишу Оно из внутренних покоев разделяющей две зоны стены. — Иди в пункт регистрации, и тебе должны определить полагающийся угол для проведения ночей. Благодари этого врага индивидуальностей, что он дал тебе паспорт, хотя из-за этого самой прелести ты так и не испытал. Ладно, уматывай, пока я тебя не избил.