Змеесос
Шрифт:
— Я этого не знала… Прости меня… Но откуда же… Наверное, это Узюк… Или Семен Дыбченко… Неужели, Аня Дай? Нет, нет, нет… Это — Лоно, это он… Точно… Или Нечипайло…
— Так ты не знала об этом? — дрожащим голосом спросил Миша.
— Да нет, конечно; откуда… Неужели это — "«колец»?! Это очень плохо… Здесь, в тоталитарной зоне, его невозможно вылечить просто так, кроме того, за факт болезни еще и сажают в тюрьму. Но меня-то это не волнует, у меня есть подруги…
— А тюрьма?! — крикнул Миша, не смогря на ефрейтора. Антонина усмехнулась, посмотрев на ефрейтора,
— Я — дочь самого главного человека здесь! Какая еще тюрьма! Мой отец — Первый Консул парламента!
— Неужели, — удивился Миша, подойдя к девушке.
— Да, — сказала Антонина, кладя руку на его талию. — Прости меня, дорогой, милый, родной, я не знала, если б я знала, я бы никогда этого не сделала, но все к лучшему; обещаю тебе, что буду здорова через день, любимый мой… Ведь ты больше не сердишься?!
— Хорошо, — прошептал Миша, посмотрев направо.
— Ура! Ведь теперь мы друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья?
— Да, — сказал Миша, поцеловав руку Антонины и ощутив приятное тепло и запах.
Через какое-то время они шли вперед по улице, которая была бескрайней, как степь, и сияла под солнечным светом, отражая его, как Луна. Кругом цвела великая весна, пронизывающая окружающее, словно несуществующий мировой эфир. Деревья будто приглашали выпить вина, и запахи утраченного снега, сочетаясь с дымом шашлыков и клейким ароматом почек на ветках, составляли единый сложный букет, заставляющий кайфовать обонятельные рецепторы любого индивида.— Ты посмотри, какая прелесть, какая весна, какой свет! — восклицала Антонина, бери Мишу за руку.
— Замечательно, — говорил Миша. — Но я люблю все. Мне нравится прелесть весны так же, как и гнусность осени или непонятность переходных времен.
— Поехали вон из этого мира!.. — кричала Антонина, смеясь, и начинала прыгать и бегать, словно была недавно родившейся девицей.
— Давай сядем в лужи, представив, что это — жидкая среда, — говорил Миша, хлопая себя по бедрам.
— Ура! — кричала Антонина, скача вперед.
— Надо стать всем, — бурчал Миша, смотря в центр тополя. — Надо быть тут, или там. Да здравствует наш рай!
— Давай целоваться, поскольку это — лучшее воспоминание, существующее внутри нас! — предлагала Антонина, остановившись.
Она подошла к кирпичной стене, воздев по краям руки; закрыла глаза, словно медитируя, или готовясь воспринять высшее, и Миша медленно подошел к ней, как друг, или единственный кавалер, будто собираясь пригласить ее на танец, или предложить руку; и он обнял ее талию и приник к ней телом, и их одежды соприкоснулись, как встретившиеся любовники; и он губами тронул ее губы, которые раскрылись, словно жаждущая блудного сына родная дверь; и нутро их лиц перемешалось, почти растворяясь в объединении; и гениальное физиологическое равенство, присущее лишь поцелую, в отличие от процессов, связанных с похотью и долгом, придало всему этому действию подлинную детскую невинность и очаровательный запретный восторг!Он целовал ее то бешено, будто старался вернуть к жизни утопившегося друга, то мягко и неслышно — тихим ласковым прикосновением, как икону; то лениво застыв с ней— Дальше, — сказала Антонина, взяла Оно за руку, и они пошли вперед по дороге среди деревьев и домов.
— Послушай. — спросил Миша озабоченно. — А ты не заразишь меня снова «копцом», после этого сладкого поцелуя? Хотя я и не могу им заболеть больше никогда, как сказал Яковлев, я все-таки в это не верю.
— Не знаю, — усмехнулась Антонина. — По-моему, он так не передается. Кроме того, возможно, Яковлев прав.
— Куда мы идем? — спросил Миша. — Мне кажется, прав Щоно.
— Нам нужна бодрость. Ты устал в тюрьме, тебе надо приобрести силы. Мы идем в Комплекс Спорта и Физических Игр!
— Отлично! — воскликнул Оно. — Это что-то новое. Я люблю…
— Ну конечно!!! — закричала Антонина и снова стала прыгать и бегать, как недавно родившаяся девица.
Прошло время; ефрейтор сидел на гауптвахте; Миша и Антонина вошли в дверь Комплекса, и Антонина так грозно взглянула на привратника, наслаждающегося своей профессией, что он отпрянул от этой пары с ужасом атеиста, внезапно увидевшего бога.Они прошли через холл с какими-то людьми, затем свернули направо и вошли в маленькую желтую дверь, оказавшись в коридоре.— Мы пойдем в свое помещение, — сказала Антонина, решительно устремившись вперед, к свету. — Там только высокопоставленные существа.
В конце концов они пришли в большую комнату, обшитую светлым деревом, с цветами, шкафами и креслами; и в кресле сидел длинный розовощекий человек с большими губами. Увидев Антонину, он вскочил и устремился к ней, как ночная бабочка на лампочку.— Здравствуй, милая! — громко воскликнул он, пытаясь обнять Антонину, но потом увидел Мишу и смутился.
— Тсс, — сказала она. — Смотри, это — мой мужчина из свободной зоны. Мой парень! Он из тюрьмы, нужно его оздоровить. Что ты предлагаешь?
— Меня зовут Сергей Шульман, — с достоинством представился длинный человек, стукнув голыми пятками друг о друга. — Я — тренер.
— Миша Оно, — сказал Миша, поклонившись. — Я — вообще.
— Чудно! — обрадовался Шульман.
— Так что ты нам предложишь? — снова спросила Антонина, посмотрев направо.
— Любимый набор. Для начала — партию в «боцелуй», потом — купание в сметане.
— Прекрасно!
— Что это? — спросил Миша, желая сесть.
— Сейчас ты все узнаешь, дружище. Пройдемте! Сергей Шульман уверенно пошел вперед, вошел в стеклянные двери, и вскоре все они втроем оказались перед длинным бассейном, заполненным водой примерно на уровень живота взрослого человека.