Змеевик
Шрифт:
— Бернардо… — Начала я, но он посмотрел на меня и я замолкла, потому что он был очень серьезен и зол — об этом говорил даже язык его тела. Лицом он мог ничего не выдать, но его напряженность говорила сама за себя.
— Вы пытаетесь отвлечь нас от мысли, что Ранкин может быть вовлечен в это дело, офицер Далтон? — Спросил Эдуард.
— Нет! В смысле, я не знаю, вовлечен он или нет, но я не защищаю и не прикрываю его. — Она недружелюбно уставилась на Бернардо, но не так, как я бы на него посмотрела на ее месте. — Прошу прощения за то, что флиртовала. Я пыталась разрядить обстановку, чтобы почувствовать, что все в порядке. Последние два года моей жизни были сплошной ложью, и я не знаю, как мне с этим быть.
— Ранкин не может быть в этом замешан. — Сказал Тиберн.
— Почему вы так в этом уверены? — Спросил Эдуард.
Бернардо добавил:
— Вы не можете знать этого наверняка.
— Я уже видел тела вроде этого раньше. Ранкину на тот момент было лет десять.
Мы все уставились на него, хотя большинству из нас закрывала обзор спинка сиденья. Бернардо опешил — его руки вокруг меня в какой-то момент сжались так сильно, что это было почти больно. Если бы он тут же не ослабил хватку, я бы его одернула. Далтон не была так огорошена — наверняка Тиберн уже рассказал ей об этом.
— Где именно и когда? — Спросил Эдуард.
— Двадцать лет назад, здесь.
— И вы говорите нам об этом только сейчас? — Спросил Бернардо. Он был зол.
— Некоторые мои офицеры в курсе, но пока я не увидел тело, я не мог связать эти два убийства. — Голос Тиберна клокотал от ярости, словно при других обстоятельствах он бы выпустил свой гнев на Бернардо.
— Расскажите, что произошло двадцать лет назад. — Попросил Эдуард.
— Я тогда был новичком, и я нашел первое тело. Мы даже не знали, что кто-то пропал. Он была туристкой — путешествовала со своим парнем.
— Почему он не объявил ее пропавшей? — Спросил Бернардо. Было странно видеть, что он первым задает вопросы. Обычно это делали Эдуард или я. Я все еще не могла привыкнуть к тому, что Бернардо был настолько серьезен, когда я сижу у него на коленях. У меня это просто в голове не укладывалось.
— Они поссорились. Она вспылила и ушла, а потом мы нашло тело — менее, чем через восемь часов.
— Значит, убийца не держит их слишком долго. — Сказала я.
— Да. — Ответил Тиберн. Это был невеселый ответ. Зато правдивый.
— Беттину он продержал не больше двадцати часов. Может, и того меньше. — Рассуждал Бернардо. Я слышала, как он сглотнул и медленно выдохнул, как будто ему действительно было трудно назвать ее по имени. Я почувствовала запах мятных леденцов, которые он съел после того, как его стошнило на месте преступления.
— В этот раз все просходит быстрее, чем двадцать лет назад. Обычно он держал их по три дня. Максимум — пять дней от похищения до момента обнаружения тела.
— Он не держал их живыми все это время, раз вы говорите о теле. — Заметил Бернардо.
— Да. — Ответил Тиберн, и я услышала, как он вздохнул.
— Как давно пропала Денни? — Спросила я.
— Мы не знаем точно. — Ответил Эдуард.
— То есть, у нас может быть как три дня, так и шестнадцать часов на ее поиски? — Сказала я.
— Боюсь, что так. — Ответил за него Тиберн, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.
— Блядь. — Выругалась я.
— Я отправил в ее комнату офицера, чтобы он принес нам какие-нибудь вещи, которые помогут отследить ее по запаху.
— Как много жертв было двадцать лет назад? — Уточнил Бернардо.
— Три.
— А потом убийства прекратились? — Спросила я.
— Да, но не потому, что мы его поймали. Они просто прекратились.
— До этого момента. — Подал голос Олаф.
Тиберн кивнул и вновь посмотрел в зеркало дальнего вида.
— Да, до этого момента.
— В истории бывали убийцы, перерыв между жертвами которых занимал много лет. — Заметила я.
— Если они отсидели свое и вышли из тюрьмы. — Сказал Тиберн.
— Нет, я говорю об СПУ-убийце (свяжи-пытай-убей, Деннис Рейдер — прим. переводчика). Он выжидал достаточно долго, и не был при этом в тюрьме. — Сказала я.
— Семьей занимался? — Поинтересовался Тиберн.
— Ответственный был малый. — Сказала я.
— Одной из вещей, которая его спровоцировала, были дети. Они выросли, стали подростками, и его авторитет перед ними пошатнулся. Как отец молодого юноши и подрастающей девочки, могу заметить, что это та еще нервотрепка. — Вздохнул Эдуард.
Тиберн усмехнулся.
— Мои сыновья давно выросли, но я еще помню, как это тяжко.
— В одной книге говорилось, что СПУ-убийца совершал преступления, когда терял контроль над своей обычной жизнью. — Произнес Эдуард.
— А в телешоу больше внимания уделили его выходу из тюрьмы.
— Так вы говорите, что где-то здесь может бродить законопослушный семьянин, который внезапно решил вернуться к старому хобби? — Уточнил Тиберн.
— Если забыть про СПУ, то я не припомню других убийц, которые могли десятилетиями сдерживать свои порывы, если только речь не идет о тюремном заключении. — Сказала я.
— Не по двадцать лет, конечно, но были и те, кто женился, завел семью и сделал паузу. — Заметил Эдуард.
— Почему они перестали убивать после того, как завели семью? — Спросил Олаф.
— Для некоторых семья — это форма контроля. Они могут нести ответственность за своих близких, так что им нет нужды контролировать незнакомцев во время пыток и убийств. — Я продолжила так, словно мы занимались словесным баскетболом, и мяч вдруг оказался у меня. — Для других людей это связано со скукой. Если они заняты решением обыденных проблем и живут полной жизнью, потребность убивать постепенно сходит на нет. Но если вдруг появляется источник серьезного стресса, они могут использовать убийство для эмоциональной разрядки.