Змеи, драконы и родственники
Шрифт:
Маметов знал, какой ценный продукт водка, хотя сам никогда не мог этого понять. Он попытался образумить Ивана:
— Захватчики больно драться, моя не хотеть бежать за водка.
Перукарников убедительно заговорил:
— На этот случай у тебя и есть граната, драться не придется. Просто положи им ее прямо на стол и ныряй под заборчик, а я тебя, если что, прикрою отсюда из автомата.
Маметов тоном человека, который сотнями разносил гранаты вместе с заказами к столикам посетителей кафе, столовых и ресторанов, произнес:
— Моя
Перукарников закричал вслед:
— Только не забудь сначала водку взять!
Маметов, подбежав к столику (опешившие рыцари слова не могли вымолвить при виде этого явления партизана вольхоллскому народу и только тихо помыкивали), автоматическим движением положил на стол гранату, а затем пояснил присутствующим:
— Моя водка брать!
Он ухватил бутыль и по-хозяйски потянулся к гранате, чтобы не транжирить боеприпасы почем зря, но заметил, что предохранительная дуга уже отлетела, а со стороны запала идет дымок. Какую-то секунду он растерянно метался взад-вперед, а потом с истошным криком:
— Ложись! Граната, однако! — упал на землю и быстро пополз вдоль забора.
Тем вечером в харчевне «Дви ковбасы» обедали на редкость сообразительные рыцари. Ни гранат, ни Маметова они до сего дня не видели ни разу в жизни, однако не потратили лишнего мгновения на выяснение подробностей. Дружно брякнулись кто куда — и только лязг пошел, словно рухнули жестяные бочки с горючим.
Несколько секунд спустя раздался грохот взрыва и в небо взмыли доски, камни, осколки посуды и разнообразный мусор. Недалеко от Перукарникова тяжело шлепнулась на землю копченая курица. Он хищным коршуном кинулся на нее, не веря глазам:
— Молодец Маметов, настоящий герой, прямо вылитый товарищ Джань Хуньям. — Смахнув с курицы землю, он спрятал ее в мешок. — Водичкой малость пошуруем, и будет как новая.
Из ближайших кустов ползком выбрался Маметов, таща в руках увесистую бутыль с прозрачной жидкостью:
— Зачем такой громкий граната давать? Моя уши болеть, ничего не слышать! Как теперь воевать, однако?
Перукарников поспешно отобрал у Маметова драгоценный сосуд:
— Извиняйте, товарищ Джань Хуньям, других не было.
Маметов недовольно пробурчал:
— Моя больше так глупо не делать.
Перукарников уже успел откупорить бутылку и теперь вдумчиво изучал ее содержимое:
— Спиртяга, у-ух ты! Просто замечательно. От лица нашего партизанского отряда выражаю тебе, Маметов, сердечную благодарность.
Маметов даже благодарности не обрадовался и огорченно поделился с Иваном своими мыслями:
— Нехорошо выходит: товарищ японский захватчик теперь о Маметове плохо думать.
Перукарников, принявший на грудь пару глотков, расцветал буквально на глазах:
— Забудь о захватчиках, Колбажанчик! У нас сегодня в отряде праздник, — и он торжествующе потряс пухлой копченой птицей. — Гляди, чего нам с неба упало.
Маметов
— Моя плохо слышать, теперь кто хотеть к Маметову красться.
Иван подбадривающе похлопал его по спине:
— Ладно, хватит хныкать. Айда в лагерь, к нашим.
Глава, которую так и не сумели назвать
Если вам все равно, где вы находитесь, значит, вы не заблудились.
После того как мы окончательно потеряли из виду цель, мы удвоили свои усилия.
Каким образом их занесло в пустыню, когда еще пару дней назад пейзаж был холмистым, лесистым и радовал глаз изумрудной сочной травой, экипаж «Белого дракона» не только не знал, но и знать не хотел. С внутренним содроганием они думали только об одном: не дай бог, это Средняя Азия. Других пустынных районов в Советском Союзе они не изучали, да и об этом имели весьма поверхностное представление.
А пустыня была славная: с очень мелким песочком красновато-рыжего оттенка, из которого то там, то сям выпирали скальные породы вулканического происхождения. Они образовывали причудливые арки, острые пики и шпили и странные фигуры, напоминавшие абстрактную скульптуру.
А вот кактусы здесь были больше всего похожи на мексиканские, если, конечно, продолжать верить Британской энциклопедии — что очень затруднительно в том случае, когда ты уже не веришь и собственным глазам. Так вот, о кактусах… Они топорщились посреди ровного рыжего одеяла пустыни — большие, увесистые, словно огурцы-переростки. Некоторые были колючими, а иные — лысыми.
Очень часто в песке ярко выделялись выбеленные временем и солнцем кости животных и людей, а обломки предметов, явно созданных человеком, свидетельствовали о том, что некогда здесь процветала какая-то цивилизация.
Танк медленно полз по песку, огибая каменистые выступы, пики и арки, мимо взъерошенных кактусов. Надсадно ревел двигатель, разгоняя всех змей и ящериц в округе.
Внезапно гусеницы тяжелой машины начали тонуть, она замедлила свой ход и вскоре вообще остановилась.
Морунген еще не понял, в чем дело, но уже ощутил смутную тревогу:
— Клаус, что случилось?! Ты снова заснул? Почему мы остановились?
— Мы, кажется, все-таки увязли, герр майор, — неуверенно прозвучало в наушниках.
Дитрих забрюзжал, как старый папаша, узнавший о том, что его дочь выскочила замуж за лучшего стрелка в округе:
— Сколько раз мне повторять, Клаус, что в лексиконе танкиста нет слова «кажется»! Доложи ситуацию, как положено по уставу!
Глупо было бы надеяться, что его строгий голос окажет должное воздействие на поведение непослушной машины. Пока он читал мораль, танк засасывало. И потому механику-водителю Гассу было легко докладывать хорошо поставленным звонким голосом: