Змеи и лестницы
Шрифт:
– А ты?
– Я – полицейский.
– Я не оставлю тебя, – секунду подумав, решительно заявляет Айди, и на Мишины глаза снова наворачиваются слезы благодарности.
– Пойми, пока ты здесь, я связана по рукам и ногам.
– Как сейчас?
Он так крепко прижимает ее к себе, что Миша не может даже пошевелиться. Губы Ящерицы касаются ее подбородка:
– Что, если мы забудем обо всем?
– О чем?
– О том, что я рассказал тебе. Покер в казино, жесткий диск в «Донер Кебабе»… Или ты уже дала ход моим показаниям?
– Нет.
– Вот видишь! Никто никогда не узнает об NN. И мне не придется
– Ты ведь понимаешь, что это невозможно?
– Почему?
– Потому, что мы знаем правду. И наш долг – сделать так, чтобы ее узнали все остальные. Иначе жертвы никогда не будут отомщены. Маленькие мальчики. Дети.
– Прости. Я не подумал об этом. Конечно же, ты права. Прости.
Это – момент истины. И момент высшего проявления их любви друг к другу. Если бы за Айди нужно было бы отдать жизнь – здесь и сейчас – Миша сделала бы это не задумываясь.
– Ты будешь послушным мальчиком, милый?
– Да.
– Ты сделаешь все, как я скажу?
– У тебя есть какой-то конкретный план?
– У меня есть план.
– Хорошо. Я сделаю все, как ты скажешь.
Конечно же, у нее не было конкретного плана. Лишь желание отправить Айди туда, где он будет в безопасности. К тому же, его присутствие лишает Мишу воли и делает уязвимой для предполагаемого противника. Настолько могущественного, что вся полиция Франкфурта не смогла бы защитить Айди, даже если бы ей была дана такая установка. Обязательно найдется паршивая овца, которая сольет NN нужную ему информацию – и все меры предосторожности окажутся бессмысленными.
– …Что я должен делать в Гонконге?
– То, что собирался. Тебе ведь предложили возглавить там местный филиал?
– Да. Ты приедешь ко мне?
– Это будет проблематично. Во всяком случае, в ближайшее время.
– Нам нельзя расставаться надолго. Еще одни пятнадцать лет я не переживу.
Айди говорит это так, как будто не он являлся инициатором их детского разрыва, – кто-то другой. Возможно, сама Миша: едва оперившийся гадкий утенок, который погнался за дешевым успехом среди сверстников. А Айди – что Айди? Все эти годы он терпеливо ждал, когда его подружка одумается и вернется к нему. Странно, но Миша и сама готова поверить, что дело обстояло именно так.
– Это – в последний раз. Обещаю тебе.
– Хорошо.
…Миша сама отвозит Айди в аэропорт. Весь его багаж – дорожная сумка с ноутбуком и кабинный чемодан. Он взял минимум вещей, как если бы речь шла о короткой командировке: Ящерица не намерен покидать Мишу надолго и всячески это подчеркивает.
– Не поцелуешь меня на прощанье? – спрашивает он.
– Боюсь, поцелуй слишком затянется, и я не смогу отпустить тебя.
– Плевать.
Интересно, что думают о них окружающие? Красавчик и дурнушка, слившиеся в страстном поцелуе, – эта мизансцена всегда вызывает вопросы. Озадачивает. Заставляет искать подводные камни. Что бы они не подумали – плевать, как говорит Айди.
Плевать.
Людской поток плавно огибает их, ни на секунду не задерживаясь: никому нет дела до сладкой парочки, она отнюдь не эксклюзивна. На любом из рейсов, вылетающих в ближайший час, найдутся те, кто искренне любит друг друга и по каким-то причинам вынужден расстаться. Дай бог, чтобы эти причины не были столь серьезными, как та, что заставила Айди срочно лететь в Гонконг. Скорее по выработанной годами службы привычке, чем преследуя какую-то цель, Миша осматривает зал отлета.
Ничего подозрительного.
Но что-то мешает ей полностью раствориться в горько-сладком прощании с Айди. Чей-то настороженный взгляд. Он принадлежит человеку, которого Миша никогда не видела прежде. Серый неброский костюм, смуглое лицо. Скорее всего – турок или немного опереточный албанец, – из тех албанцев, что время от времени заметает на наркотиках дружественный Мишиному подразделению отдел.
– Что-то не так? – Ящерица всегда отличался чуткостью.
– Пока не знаю.
– Не пугай меня.
Она и сама не успела испугаться как следует: опереточный албанец исчез так же внезапно, как и появился, он как будто растворился в воздухе. А, может, его не было совсем, и не было этого пристального взгляда: всему виной общая нервозность последних минут. Миша слишком беспокоится о своем возлюбленном, оттого ей и мерещатся всякие страхи.
– Все в порядке. Позвони мне, как только приземлишься.
– Обязательно. Береги себя.
– И ты береги.
Еще один – прощальный поцелуй – и Айди скрывается в толпе, проходящей предполетный досмотр. Миша едва не плачет – никогда еще (даже в детстве, даже в отрочестве, в «Пальменгартене», брошенная Ящерицей) она не чувствовала себя такой одинокой. Это ненадолго, уговаривает она себя. Главное, что мужчина ее жизни скоро будет в безопасности. А остальное зависит от нее. Ей предстоят дни и недели напряженной работы, а главным призом будет возвращение Айди. Миша и раньше слыла трудоголиком, но теперь и вовсе будет работать на износ. Правда, для того, чтобы войти в привычную колею, ей потребуются определенные усилия. Слишком необычным было то, что произошло с ней за последние несколько дней. Слишком волнующим. Впервые в жизни она потеряла контроль над собой, впервые отдалась чувству целиком, – и нисколько об этом не жалеет.
Нисколько.
Перед выездом с парковки Миша снова замечает албанца. Он сидит за рулем старенького восточногерманского «Трабанта», неужели эти авто еще на ходу? «Трабанту» никак не меньше тридцати, сам албанец лет на семь старше своей кургузой машиненки; оторванный от толпы в аэропорту, от их с Айди публичного прощания, он выглядит вполне миролюбиво. Наверное, провожал кого-нибудь из близких родственников. Или даже любимую девушку. Она покинула Франкфурт с билетом в один конец, расставание было болезненным – как тут не расстроиться, наблюдая за чужими поцелуями? Вот и объяснение пристального взгляда.
То, что никакому объяснению не поддается: Миша понятия не имеет, как называется фармацевтическая компания, в которой работает Айди. За то время, что они провели вместе, полицейский комиссар не удосужилась даже поинтересоваться этим. Кажется, Вернер Лоденбах курирует лабораторные исследования новых препаратов – вот и все, что ей стало известно.
Впрочем, особой настороженности у Миши это не вызывает: она ведет себя ровно так, как вела себя в отрочестве, когда ждала писем от Айди, а потом – его появления на площади у Центрального вокзала. Придумывает своему бой-френду оправдания – одно убедительнее другого. Ящерица был слишком погружен в их отношения, слишком взволнован происходящим. Сам того не ведая, он стал важным свидетелем, оказался в эпицентре настоящей криминальной драмы, – у унылой фармацевтической компании просто не было времени и места, чтобы возникнуть. Сомнения Миши (если они и оставались) развеивает его звонок из Гонконга: он на месте, и все – абсолютно все! – в полном порядке.