Змеи и лестницы
Шрифт:
Пристальнее вглядевшись в фотографию, Миша удивилась: почему она не отметила снимок раньше? Фактура его заметно отличалась от фактуры всех остальных; оставалось только вынуть «San Jose SHARKS» из рамки, – что и было немедленно проделано.
Журнальная картинка!
В стандартную рамку кто-то запихнул вырезку, и вряд ли этим «кто-то» являлся сам Гвидо, – известный аккуратист. Картинка была вырезана из журнала второпях; вернее, даже не вырезана – вырвана. Затем края подогнули под размер рамки и только после этого повесили на стену. Кусок текста на обратной стороне листка отсылал к чемпионату Бундеслиги, и привлеченный для консультаций Томас
10
«Kicker» – немецкий спортивный журнал, посвященный футболу.
– Ну что, нашел что-нибудь? – спросила Миша у Томаса.
– В тех, что просмотрел, – ничего. Все страницы на месте.
– Провалов в нумерации нет?
– Вроде бы нет.
– Вроде бы?
– Вообще-то, не хватает четырех номеров.
– Что значит – не хватает?
– Последний… из тех, что в стопке, – полуторанедельной давности. Периодичность выхода «Кикера» – два раза в неделю. Так что за это время успели выйти еще три, – Томас проявил удивительную осведомленность. – И нет еще одного. Номер 27, за март месяц.
Теперь Миша почти не сомневалась, что квартиру Россетти (уже после смерти стрелка) посетил неизвестный. Или – неизвестные. Это он прихватил с собой компьютер Гвидо и вставил в рамку журнальный листок. Вероятно он же взял и сам журнал – номер 27, за март месяц. Неизвестный – совсем не дурак, иначе не стал бы затевать такую сложную комбинацию с фотографиями на стене. И Миша, никогда бы не узнала о ней, если бы не зоркий глаз фрау Дурстхофф. Не будь старухи и ее привязанности к подруге юности Ханне-Лори – участь фотографий была бы предрешена. Не слишком завидная участь – ведь близких родственников у Россетти не было. А дальним не так уж важны его прошлые спортивные достижения.
И фотоателье!
Рассчитывать на то, что в нем могут обнаружиться копии снимков не приходится, но посетить студию все-таки стоит.
Так решила для себя Миша, – и через два часа (когда обыск в квартире Россетти был закончен, а сама квартира – опечатана) уже стояла перед малозаметной дверью на четной стороне переулка Бибергассе. Полицейский комиссар бывала в этом районе бесчисленное количество раз, но блеклую вывеску фотостудии видела впервые.
За дверью она обнаружила небольшую комнатку с деревянной стойкой, над которой возвышалась украшенная дрэдами голова приемщика. Документы, предъявленные Мишей, не произвели на дрэды никакого впечатления.
– Можете что-нибудь сказать об этом? – она выложила на стойку несколько фотографий, прихваченных из квартиры Россетти.
Повертев снимки в руках, юный хипстер заметно оживился и с любопытством посмотрел на комиссара.
– А что именно вас интересует?
– Здесь стоит логотип вашей фотостудии. Узнаете снимки?
– Я их печатал, да. С разрешением правда пришлось повозиться. И с обработкой тоже. Клиенты частенько снимают на не слишком пригодные носители. На телефоны, к примеру. Вот и приходится корпеть над изображением, чтобы убрать недостатки съемки…
– Не помните, кто приносил их? Наверняка, у вас сохранились номера заказов. Посмотрите, я подожду.
Хипстер послушно кивнул и углубился в монитор.
– А что произошло? – спросил он через мгновение, не поворачивая головы. – С Гвидо все в порядке?
Мише показалось, что она ослышалась: юнец из фотоателье, оказывается знаком с Россетти и даже называет его Гвидо!
– Вы знаете Россетти?
– Конечно. Он заказывает снимки на печать уже несколько лет. Наш постоянный клиент.
Звание «постоянного клиента» еще не повод, чтобы сблизиться с Россетти, который годится этому мальчику в отцы.
– И как часто он заказывает снимки?
– Нечасто. Пару раз в год.
– Когда он заходил к вам в последний раз?
– Давно. Перед прошлым рождеством. Двадцатого декабря.
– Вы так хорошо запомнили дату?
– Конечно. Это ведь сам Россетти.
В голосе парня послышались нотки восхищения, и это снова поставило Мишу в тупик. До сих пор ей казалось, что слава Гвидо Россетти довольно локальна, несмотря на спортивные заслуги и чемпионство. В конце концов, все эти достижения – в прошлом, а стендовая стрельба отнюдь не так популярна, как футбол, большой теннис или хотя бы биатлон. О существовании Россетти Миша узнала лишь в связи с делом Шолля, а до этого и слыхом о нем не слыхивала. Зато навскидку может назвать с десяток футболистов – от форвардов до хавбеков и вратарей. А ведь она в жизни не интересовалась футболом, в отличие от Томаса и остальных ее коллег-мужчин. Интересно, скольких футболистов сможет назвать этот мальчик с дрэдами, так трепетно относящийся к убитому стрелку?
– Я пять лет занимаюсь стрельбой, и Россетти – мой кумир. У меня даже есть его фотография с автографом.
Вот и объяснение, ага. Мише крупно повезло.
– Понятно, – сказала она, а потом добавила без всякого перехода. – Гвидо Россетти погиб. Я расследую это дело, потому я здесь.
– Погиб? – растерялся парень. – Что значит – «погиб»?
Наверное, нужно быть помягче с трепетным фанатом стрелка, – подумала Миша про себя, но вслух произнесла:
– Произошло убийство. Как вас зовут?
– Что? А-аа… Отто.
– Так вот, Отто. В память о вашем кумире вы обязаны помочь следствию.
– Я готов.
– Вы печатали фотографии…
– Гвидо приносил мне файлы на флешке. Я вводил их в компьютер, обрабатывал в фотошопе и только после этого печатал. Размер фотографий был всегда одним и тем же.
– Эти файлы, конечно, не сохранились?
– Сохранились. Видите ли… Поскольку это касалось Гвидо… Я оставлял их у себя. Завел специальную папку для этого.
– Я могу на нее взглянуть?
– Конечно. Я переброшу ее на диск. Там собрано все за последние три года.
Только теперь Миша почувствовала, что удача, наконец-то улыбнулась ей. Если фрау Дурстхофф не ошиблась, и Ханне-Лори возникла на стене около двух лет назад – есть немаленькая вероятность, что Миша сумеет заглянуть ей в лицо. А заодно – попытается понять, почему снимок с Ханне-Лори показался неизвестному посетителю настолько опасным, что тот решил прихватить его из квартиры стрелка.