Змеиная осень
Шрифт:
Так. Ничего удивительного, что никто не отреагировал — что-то можно рассмотреть, только если всматриваться и анализировать, а скорее всего никто толком и не смотрел. Даже я в первый раз, что греха таить. Тварь совершенно незнакомая, ни с чем не ассоциируется, а местные, включая большую часть Управы, смартфонам и прочим гаджетам совершенно не доверяют, считая баловством. Виталику, увы, с самого начала нужно было искать заинтересованных людей, причём молча — а он это начал не сразу, да и оповестил всех кого возможно… Жаль парня. Толковый был.
Почему зверь
Так что если Виталик не врал и зверя действительно не видел — а он не врал, последние события говорят за это, — то выходит, предположение верно. Фотоглаз действительно видит то, что перед ним, проникая через возможные иллюзии.
А вот теперь животрепещущий вопрос. Доппель в человеческой форме как распознается фотоглазом? В человеческом обличье, с которого он копирует даже ауру, или в своём истинном, бесформенном?
Сто к одному, что этого никто никогда не проверял. Доппели осторожны, они могут даже жить в Анклаве, но если хоть что-то подозревают, то просто не будут фотографироваться — а эта забава в Анклаве ещё существует, хоть и гораздо кислее, чем там, в моей реальности с её соцсетями и прочими инстаграмами.
А если на улицы выйдет патруль, вооружённый фотокамерой? Или если, круче того, по предприятиям города пройдёт группа, которая будет в принудительном порядке выстраивать людей для фото?
Доппелям в городе конец.
Ну что, Волк, ты уверен, что надо завтра куда-то ехать? Может, нужно доложить куда положено? Пока тебя завтра не сожрали?
Нет.
Во-первых, нельзя решать с кондачка. Виталик, вполне возможно, прокололся не потому, что орал о стартапе на всех углах, а потому, что обратился не к тому человеку. Может, даже в ту же Управу — точно помню, думал уже об этом, хотя совершенно не могу вспомнить, говорил ли парень, к кому именно он обращался? И людей просто так снимать на улицах не стоит — непривычно, а потому бросается в глаза. Я бы вообще этот вопрос начал решать через друзей — один может оказаться доппельгангером, как Юрка, но вот несколько разом — вряд ли. Особенно в Патруле — там работа более нервная, чем в мобильной группе, доппелям с их трусоватостью прижиться сложнее.
Во-вторых, нужны доказательства повесомее невидимки-хамелеона, какого раньше вдобавок никто не встречал, а их можно раздобыть как раз завтра.
А вот что сделать можно и нужно — это написать письмо на имя того же Большакова и спрятать его дома, в нестандартном месте. В идеале, конечно, такое письмо нужно прямо сейчас отнести туда, откуда его точно передадут Большакову, но я после такого насыщенного дня не готов ходить по ночам. Мои домушники квартиру потрошить по второму кругу вряд ли начнут — они уже нацелились на сейф (на самом деле — реально самое безопасное место), и пока они не обломаются с ним, на другое тратить время не будут. А вот случись что со мной — квартиру будет осматривать комиссия с работы, хотя
Странно, почему-то мысль о том, что завтра я могу не вернуться, меня совершенно не напрягает. Одно из двух — либо становлюсь фаталистом, либо уверен, что вернусь.
Либо — здоровый пофигизм. Тоже, кстати, полезная вещь.
Запивая бутерброд остывшим чаем, я листал фотографии на карте памяти — увы, ничего больше интересного. Всего пяток снимков сделан здесь, людей в кадре нет. А вот фоток, сделанных «там», предостаточно — стало даже чуток тоскливо от вида дурачащейся молодёжи и цветущего города.
Наконец, расчистив стол, я нашёл у себя полураспотрошённую тетрадку, достал чернильницу и перо и стал писать…
Глава 12. Воскресенье, 24 сентября. Утро
Маша подошла к дому без минуты семь — пунктуальна, однако. Окинув меня взглядом, резюмировала:
— Не дождался, выбежал?
— Само собой, я ж сутки уже весь в раздумьях — где ты мотоцикл собралась брать? — не удержался я.
— Пошли, — махнула рукой Маша, направляясь в сторону «столовой номер 1», и мне не оставалось ничего другого, как следовать за ней.
На самом деле, мотоциклов в городе немало, но далеко не все они в приличном состоянии. Их больше, конечно, чем машин — тех вообще раз-два и обчёлся, в 1983 году автомобильного ажиотажа ещё не было — так, по машине на двор. Маломощные «москвичи» в основном, или «запорожцы». А с мотоциклами тут… Бензин дорогой, особо не покатаешься, за город сподручнее (да и спокойнее) на машинах с конвоем, да и у «официалов» мотоциклов почти нет. Разве что катаются по городу ради понтов те, у кого нет внедорожника, но денег хватает. Верхушка, короче.
Маша молча миновала столовую, обошла территорию школы и уверенно пошла наискосок к одной из хрущёвок на Коммунаров — я даже подумал сначала, что к Юркиной. Ан нет, свернула раньше, во двор соседнего дома — и остановилась у сарайчика, обитого старыми и ржавыми листами железа. На самом деле, такой сарайчик тут далеко не единственный — в чём-то похожем в советское время хранились даже машины. Уже потом, в нулевых, пошло массовое благоустройство дворов, и сараи исчезли. Помню, и жгли их вместе с машинами, если хозяин упорствовал и не желал убирать построенный своими руками мини-гаражик…
Девчонка вытащила ключи и деловито открыла ржавенький висячий замок, отворила створку. Изнутри пахнуло маслом и бензином.
Отцепив стопор, я открыл вторую створку. М-да…
Внутри стоял потасканный, но на вид совершенно целый Урал — собственно, занимая собой чуть не всё пространство сарайчика.
— Ну рассказывай теперь, — вздохнул я, гляда на торжествующую Машину физиономию. — Откуда дровишки?
— От Дедушки Ленина, — ухмыльнулась девчонка.
Я уже хотел было возмутиться, но память услужливо подсунула эпизод почти двухнедельной давности в «Туристе». Как звали того хохмача с ТЭЦ? Ленин, а имя не помню.