Змеиная зона
Шрифт:
– А чем же тогда мы занимаемся? Ну, в данной ситуации?
– Чтобы не было бедных, - ответила Гюзель и уточнила: - Чтоб Россия не стала колонией.
– Ты это заметила?
– Мы оба заметили, что Россия перерождается в колонию, - опять уточнила она.
– Иностранцы положили глаз на Каменный Корж. Кто-то им за громадную взятку помогает в правительстве. И если ваш Николай Николаевич не установит, кто этот мерзавец, то грош цена вашему ведомству. За свое молчу. Свое надо чистить в низах. Этих ментов, которые отпустили задержанных, надо под суд.
– Вот вернешься
– И доложу, - твердо пообещала Гюзель.
"Значит, моя теща верно говорила: Гюзель уже в детстве показывала острые коготки. Наверное, потому и пошла в милицию".
Один случай он припомнил: тоже теща поведала. Гюзель перешла в шестой класс. Осенью к ним в школу перевели мальчика, сына известного владельца коммерческого банка. Все шестиклассники заметили не то, что он был одет, как девочка, в женскую обезьянью шубку, норковую шапочку, все остальное фирмы "Адидас", заметили, что он сразу же начал хвалиться, что все это ему шили в лучших ателье Лондона, и когда он закончит девятый класс, уедет переучиваться в Англию, где уже учатся элитные дети руководителей страны. Мальчик знаниями не блистал. Однажды математичка Вера Сергеевна поставила ему двойку. Уже на следующем перерыве её вызвали к директору. В класс она вернулась бледная, вся в слезах. Трясущимися руками открыла классный журнал, двойку переправила на четверку.
Ученики знали, что педагоги три месяца не получали зарплату, а тут им улыбнулось счастье - к ним в школу перевели сына банкира. Банк мог поправить их материальное положение.
А еще, что поразило учеников, у двери шестого "А", где учился Толик / так звали сына банкира/, дежурила охрана - два двухметровых великана с оружием под пиджаками, а в школьном дворе конца занятий дожидался армейский "Форд", чтоб под охраной отвезти Толика домой на Рублевское шоссе.
Толик не был жадным: угощал ребят американской жвачкой. Некоторые девочки стали у него канючить всякие безделушки: календарики, ручки.
В стайке девочек он заметил зеленоглазую Гюзель.
– А ты, татарка, почему ничего не просишь?
– спросил нагло.
– У паразитов не прошу, - ответила с вызовом. От неожиданности Толик поперхнулся жвачкой.
– Да я тебя, козявка, по стенке размажу... А ну, девчонки, подведите её ко мне.
Он уже был уверен, что весь шестой "А" купил. Но никто не шелохнулся: знали нрав зеленоглазой. Гюзель сама подошла к Толику, болезненно щелкнула его по массивному восточному носу, и тут же коротким стремительным ударом под коленку сбила с ног. И если бы в класс не ворвался телохранитель Толика, неизвестно чем бы закончилась потасовка.
Гюзель и её маму вызвали к директору, но мама, привыкшая говорить в салоне красоты с утра до ночи, не дала директору даже рот раскрыть:"Вы, заслуженный учитель России, перед кем лебезите?"
Директор, в недавнем прошлом уважаемый педагог, не стал читать нотаций двум зеленоглазым , робко сказал:
– Гюзель, извинись...
– Была охота... А вы, Андрей Романович, сомневаетесь, что он паразит?
Вскоре мальчика перевели в другую школу. Ходили слухи, что Толик улетел в Лондон, к элитным детям России.
А у Давлетовой после стычки с "новым русским"/ хотя по крови он вовсе не был русским/ пробудилось желание посвятить свою жизнь работе в милиции. Но желание исполнилось уже после института.
27
На восходе солнца они продолжили путь по суходолу. Из-под колес убегали ящерицы. А вот и змея, не успела увернуться - раздавили на камне. Остановились. Осмотрели.
– Никак гюрза?
Да, это была годичного возраста жительница азиатской пустыни. Раньше здесь водились только серые степные гадюки, зимующие в глубоких пещерах. Эту страшную породу змей уже культивировали новые хозяева Фейергрота. Змеи вопреки им, а может, и благодаря им, расползлись по Каменному Коржу, вытесняя потомственных чабанов и козопасов на северные, распаханные земли Каменского района. Но там не было пастбищ.
– Луиза Цвях поставит правительство перед фактом, - Семен отбросил в сторону раздавленную гюрзу, - дескать, ничего, кроме змеиного заповедника, здесь не получится.
Гюзель, как всегда, осторожно уточнила:
– Если, конечно, тайна тринадцатой останется тайной,
Об этом они молчали, но помнили, во сколько жизней обошлась уже эта тайна. Буровики что-то знали. И это знание умерло вместе с ними. Оставалось надеяться только на Панасенко. Соплыга исключался - он опять был изолирован, и вряд ли мотоциклистам к нему пробиться.
А Панасенко... Где он затаился? Где его искать? А найти его надо было во что бы то ни стало.
Волнуемые этими нерадостными мыслями, Семен и Гюзель вернулись в Мергель.
Хозяев дома не было. Но ключ лежал на месте. Значит, Митя помнил, что аспиранты обязательно приедут и очень скоро: на столе стояла большая глиняная миска с малосольными огурцами - для квартирантов. В углу сложенные вещи - два баула с одеждой, сумка с продуктами, главным образом с консервами, гербарий с образцами лекарственных трав - были нетронуты, никто в них не копался.
Семен остался соображать завтрак. Электроплитка была ни к чему - на день Мергель обесточивали. Митя посреди двора сложил печь, топилась она сушняком: за полчаса можно было сделать глазунью и вскипятить чай. Чем Семен и занялся.
Гюзель отправилась к Прасковье Никитичне, понесла ей собранные в суходоле травы - травница сушила их по своему рецепту, а заодно поинтересоваться, куда подевался их хозяин.
– Куда подевался Митька, не знаю, - ответила старушка.
– А Маруся наведывалась. Заходила ко мне, просила пыльцу подорожника.
– А пыльца-то ей зачем?
– Рану присыпать, - объяснила травница.
– Наши казаки знали ей цену. Митьку кто-то ножом пырнул.
– Да мы же его в субботу целого и невредимого...
– начала было Гюзель, но Прасковья Никитична перебила:
– А пырнули в воскресенье. Он вроде напился, куда-то к бабам подался, - и уже доверительно, шепотом: - Маруся говорила: завелась одна стерва. А кто она? Откуда?
– Выходит, что драка из-за женщины?
– переспросила Гюзель. Ее мысль работала на опережение.