Змеиная зона
Шрифт:
Но к этому, крайнему случаю / обращаться за помощью к хозяину дома/, как раз и нельзя было прибегать. В поведении бывшего милиционера, а теперешнего бульдозериста Полунин и Давлетова заподозрили что-то неладное.
Уже тогда, в тот злополучный день, когда их попытались взять на испуг, хозяин дома с братом погибшего преспокойно отсиживались в погребе, из которого, как потом оказалось, можно было выбраться без особого труда. В отсутствие хозяев Семен и Гюзель обследовали погреб, изнутри дверь снималась с петель - подгнивший косяк это позволял.
А сидели они в погребе вдвоем на случай, если у аспирантов окажется оружие и они будут схвачены, вот брат погибшего - от такого пощады не жди, и Митя, в прошлом виртуозно помогавший следователям "раскалывать" допрашиваемых, - заставят аспирантов разговориться, вынудят их признаться, что это они убили Сергея Данькина.
Но фокус не удался: аспиранты разоружили автоматчика и его напарника и сдали их в милицию.
Второй факт - загадочное ранение хозяина дома. На предложение Гюзели посмотреть рану, Митя отнекнулся, мол, ранение так себе - шурин по пьянке задел нечаянно. Рана скоро заживет - Прасковья Никитична дала какой-то лекарственной травки, присыпали.
И третье, что тоже настораживало, Митя, как правило, дома не ночевал, жил у тещи, там же пребывала и его жена. Днем Митя наведывался, покрутится по дому, по саду, и уходит. Маруся тоже редко приходила, в разговоры почти не вступала, занималась огородом.
Гюзель несколько раз пыталась с ней поговорить по душам, как женщина с женщиной, но в больших Марусиных глазах был только страх. Что-то её угнетало и пугало.
Но вчера вечером Маруся заговорила первая. Поздоровалась, спросила о погоде: какое ждать лето? А Гюзель, будто ненароком, напомнила о Мите.
– Напрасно он таится со своей раной, - сказала она.
– Для него это может печально кончиться. Травка травкой, но это же рана, и ножик мог быть ржавым.
– А при чем тут ножик?
– отозвалась Маруся, наполняя бочку студеной водой из колодца - на завтрашний полив.
– Но его же ударили ножом?
– Врет он. Это все из-за шлюхи. В него стреляли.
– Тогда, тем более нужно показаться врачу. А я все-таки врач.
Гюзель старалась вести разговор исключительно о ранении, чтоб не расспрашивать о "шлюхе": женщина, которую готовы участливо выслушивать, сама расскажет, какие черви гложут её сердце.
– И я ему о том же. А он мне: "Эта аспирантка понимает в медицине, как я в кибернетике". Я спросила, что такое кибернетика, он меня матом... Раньше не злобствовал.
Гюзель сделала вид, что неприятный в свой адрес комплимент она не услышала, а вот почему Митя стал материть безропотную Марусю, высказала свое, женское предположение: - Со шлюхой он побалуется, покатает на своем мотоцикле...
О мотоцикле Маруся никогда даже не заикалась. Поэтому откуда Гюзель все это знает? Еще секунду назад Марусины утомленные глаза вдруг преобразились, сверкнули недобрым огнем, словно в чем-то тут была замешана и Гюзель.
– Вы... Вы их видели на мотоцикле?
– Нет, Маруся, не видела. Это я к слову, так... На чем же ещё молодых женщин катают?
– Видели... Не вы, так другие. Сестра моя посоветовала последить за ним. Я его предупредила, что выслежу. И всю её цыганскую морду ...
– И он что?
– Сказал: "Убью".
– Ну и ... мог бы?
– Не знаю... Как вернулся из Москвы... Да ещё с деньгами... Совершенно другой.
– Хуже или лучше?
– Чужой. А еще...
– Тут Маруся перешла на шепот: - Моя сестра - она сейчас живет у мамы - слышала, как он с ней разговаривал.
– Со шлюхой?
– Ну да.
– Значит, шлюха у вас бывает?
– Не. Он говорил с ней по телефону. Ну, который без проводов. Поговорил и уехал.
– На мотоцикле?
– Ну да.
– А мы и не видели у него мотоцикла.
– Он ставит у мамы. А нас предупредил, чтоб мы не вякали. Он взял у друга...
– И потому надо молчать?
– Он врет. Это у него уже третий. Он же служил в милиции. Ну и доставались. По случаю. А этот, ну, что одолжил у друга... Я знаю, как он одолжил. Года четыре назад приезжали в степь какие-то умельцы. Овец воровать. За ними Митя гонялся. Одному он пробил колесо. Тот свой мотоцикл бросил, пересел на другой, к товарищу. Вот и трофей получился.
– И он его зажилил?
– догадалась Гюзель.
– Вроде того.
– А на чем гонялся?
– На мотоцикле. У него был казенный.
– И хорошо он водит?
– "Хорошо"... У него за гонки столько призов... Вы разве не видели?
– Нет.
– Ах, да. Они стояли на этажерке... Он их спрятал. На чердак...Среди мотогонщиков он известный. Дома почти не жил.
Гюзель усмехнулась, сочувствуя Марусе.
– Вот и разгадка, почему к вашему Мите прилипла шлюха. Женщины любят спортсменов.
В ответ усмехнулась Маруся, но это была не усмешка, а ухмылка.
– За что его любить? Как мужик он раз в году по обещанию. Раньше хоть выпивал маленько, тогда у него что-то получалось. А как стал где-то рвать эти самые зеленые - он их называет "баксы", - пить совсем перестал. Делает только видимость.
– Зачем?
– Я и сама не понимаю... Глотнет самогонки - и как раздухарится. Чтоб соседи видели... Да и вы вот... Для него теперь вся жизнь - это баксы.
Гюзель как бы с одобрением:
– Может, он копит для хозяйства? Для вашего благополучия. И шлюха его не разоряет.
Маруся задумалась, как бы в уме подсчитывая Митины баксы.
– Вроде, да, - согласилась.
– А сестра не верит: не верит, что любовница пощадит карманы своего любовника. Такого, мол, в природе не бывает.
Гюзель почувствовала, что хозяйка уходить уже торопится, подхватила ведра, вернулась к колодцу.
– Я рада, Маруся, - говорила Гюзель, - что мы ближе познакомились. Конечно, Мите об этом знать ни к чему.