Змеиная зона
Шрифт:
А там, на выезде из песчаного карьера уже поднималась цементная завеса пыли - это груженные доверху самосвалы шли в Каменку на завод ЖБИ. В океане серой пыли солнце катилось к полудню. Его безжалостные лучи дырявили кроны абрикос и акаций.
В соседнем саду - через дорогу - наливались соком плоды персика. Там же, в саду через дорогу, вдруг закуковала кукушка. Гюзель, оторвавшись от гербария, принялась было считать, но её внимание отвлек Митя.
Пока Семен отлучился в дом, Митя, украдкой оглянувшись на Гюзель, вывел велосипед
"К теще", - определила Гюзель.
Она немного не угадала. К теще-то он заехал, но долго у неё задерживаться не стал. В сарае со стены снял рюкзак, запихнул в него какой-то узелок и на велосипеде укатил в сторону трассы.
Все это сообщила Маруся, придя раньше обычного на свою усадьбу. С мужем она опять крепко поругалась: уже пора окучивать картошку, а он все прикидывается больным. Раньше они вдвоем возились в огороде, а в этом году с ранней весны он с мотоцикла не слезает.
– И сегодня на мотоцикле?
– спросила Гюзель.
– Без - коротко ответила Маруся, выбирая из груды инвентаря тяпку поострее.
– Бот видишь. Маруся, - улыбнулась Гюзель.
– На велосипед шлюху не посадишь.
– Как посмотреть, - возразила Маруся.
– Сегодня он к дружку подался. У него на трассе там армянин. Шашлыками торгует.
– Это Митя вам сказал?
– Ну да.
– Тогда и беспокоиться нечего.
– Да я и не беспокоюсь: мотоцикл - дома. Маруся, привыкшая работать под палящим солнцем, занялась огородом. А Семен и Гюзель, вернувшись в дом, держали военный совет.
Сомнения отпали: Митя уехал к напарнице или напарнику. Днем показываться на разыскиваемом мотоцикле, по всей вероятности, не решился.
Смущало одно: велосипед в дорогу он готовил до появления Корнеевича. Выходит, и без этого напоминания он уже знал, где скрывается Панасенко и, видимо, был осведомлен, где тот намеревается скрываться дальше.
– Придется, Гюзелька, хоть это и нежелательно, воспользоваться телефоном, - сказал Семен.
– Беги в контору, вызывай Ишутина. Говори: поломался мотоцикл. В общем, сама сообразишь, что и как сказать.
Лишний раз появляться в конторе песчаного карьера не хотелось, но обстоятельства заставляли спешить. Что ж, придется извиниться перед директором / телефон был только у него в кабинете/. А директор, как божился Митя, человек очень занятой и каждая минута времени у него на вес золота. Как услуга за услугу, ему было обещано: когда он приедет в Москву, с гостиницей проблем не будет. Он, толстый, неповоротливый, с одышкой, верил и не верил - тут уже были москвичи из министерства геологии, пообещали в следующий свой приезд привезти новинку кухонной техники - очиститель воды "Родничок", да так и не привезли.
В кабинете директор был не один: сбоку за столом сидели какие-то двое при галстуках и в шляпах / в такую-то жару!/. Все трое что-то пили из больших железных кружек, какими черпают из бочки постное масло. По испарениям, наполнившим кабинет, Гюзель определила: спирт.
– А, москвичка!
– любезно встретил директор чем-то озабоченную аспирантку. Лунообразное лицо его пьяненько сияло.
– Разрешите позвонить... В Каменку.
– Пожалуйста!
– Широким жестом директор показал на аппарат.
– Спасибо.
– А у нас тут - событие, - хвалился директор, наблюдая, как аспирантка торопливо набирает номер.
– В карьере хлопцы откопали бочку спирту. Пробу снимаем. А вдруг ядовитый? Рабочих потравим.
Но Гюзель его не слушала: у каждого свои события. Номер то и дело срывался.
– А ты, зеленоглазая, не спеши, - наставлял директор. Собутыльники наблюдали молча, сбив шляпы на затылок.
Гюзель старалась не торопиться, зная, что это далеко не московская телефонная сеть, и на коммутатор, как объяснял Ишутин, садят телефонисток, чтоб было меньше безработных. Когда-то таких телефонисток называли "барышнями", а теперь - проще: але!
Наконец, кто-то взял трубку. Оказалось, жена Ишутина Элла Юрьевна.
– Как далеко Павел Петрович?
Голос аспирантки Элла Юрьевна узнала сразу.
– В области, - ответила она.
– Еще не вернулся. Что ему передать?
Чувствовалось, что с женой Ишутин поработал.
– Передайте: мотоцикл забарахлил. Но ехать можно. Мы сегодня собираемся пополнить гербарий. Денек ясный, сухой...
Если точно так передаст, Павел Петрович поймет: напали на след, уезжают. А вот куда?
Открытым текстом, да ещё в присутствии директора и его друзей, не скажешь. Но все-таки нашлась, как придать сообщению наиболее приемлемую форму.
– Кроме того, - говорила она в трубку, - мы хотим заглянуть к моим землякам. Да, да, родственникам по крови. Я не знаю, как на севере Каменного Коржа называется это татарское селение.
Сзади один из директорских собутыльников:
– Табеев Стан.
– Да, тут подсказывают, - не растерялась Гюзель.
– Табеев Стан. Там будем собирать самый главный наш гербарий. А с ненадежным мотоциклом, сами понимаете...
Она вернула трубку на рычаг, поблагодарила директора и того, кто подсказал название селения. Те, в свою очередь, участливо предупредили:
– Там и собирать нечего. Там все выгорело... И как эти татары держатся? Мечеть построили, свадьбы справляют. По ихнему это...
Когда Гюзель рассказала мужу о своем конспиративном разговоре с Эллой Юрьевной, Семен не знал, сердиться или смеяться? Утешало одно, если и вправду директор где-то раздобыл бочку спирта / а его везут из Грузии и, случается, за услуги расплачиваются жидкостью/, то выпивохи директорский кабинет покинут нескоро, а значит, если кому и расскажут, что аспирантка из директорского кабинета звонила в Каменку и о чем говорила, эта новость уже устареет.