Змеиное варенье
Шрифт:
— Можете не беспокоиться, я сделала шоколад сладким. У вас не возникнет сложностей с детьми. Еще добавки попросят.
Я мрачно наблюдала, как княжна Юлия поит сладким шоколадом маленьких страдальцев, а рядом со мной умилялась ее доброте и самоотверженности пухлая послушница. Она сопровождала каждое движение княжны восторженными охами и ахами, доведя меня до белого каления. Я пыталась сосредоточиться и подумать над открывающимися возможностями, но потом плюнула и пробормотала достаточно громко:
— Надеюсь, она не повторит судьбу княжны Федоры…
— Вы о чем? — охнула
Я пожала плечами и добавила:
— Не знаю, куда смотрит ее отец. Или он думает, что раз на красавчике, который трется возле его дочери, инквизиторская мантия, то этого достаточно? Пфф… Кстати, вам не кажется, что княжна… ммм… поправилась? Хотя нет, показалось, это просто платье морщит в талии, наверное, крой неудачный…
Глупая послушница ахнула, уставившись на княжну коровьими глазами, потом зажала себе рот и утопала прочь с неожиданной для такой пышной особы прытью. Жизнь в монастыре скучная и пресная, но сегодня я добавила в нее пикантную приправу слухов. И с каждым днем здесь будет все веселей и острей…
Княжна погладила белобрысого изможденного мальчика по голове и направилась ко мне с такой доброй и блаженной улыбкой, что у меня заныли зубы.
— Я закончила. Вы просто кудесница… Как вам это удалось? Шоколад действительно сладкий, и малыши все выпили, — она была само олицетворение невинной добродетели, и я вымучено ей улыбнулась.
— Мне пришлось хорошо потрудиться, чтобы добиться этого, ведь… Я же хотела представить сладкий шоколад на кулинарном состязании, но… — я махнула рукой, — видно, не судьба…
— Отчего же? У вас получится, я уверена.
— Сиятельная княжна, я застряла здесь и даже не могу подать прошение об участии в состязании.
— Застряли? Не понимаю. Почему?
— Обещала инквизитору Тиффано помочь найти похищенную реликвию святой Милагрос, — я тяжело вздохнула. — Богоугодное дело…
Княжна деликатно взяла мою руку и сжала в своих ладонях.
— Не отказывайтесь от мечты, прошу вас.
— Вот если бы кто-то подал прошение от моего имени… — я досадовала на эту соплячку за недогадливость и уже говорила прямым текстом. — Хотя кто бы это мог быть?..
Прозелень ее громадных глаз наконец озарилась идеей, и Юля радостно улыбнулась.
— Боже, ну что за сложность! Я могу подать прошение, хотите?
— О, сиятельная княжна, это так неожиданно, — я старалась не выдать ехидства, — но мне, право, неудобно вас обременять…
— Нисколько меня это не обременит. Я с радостью помогу вам, как вы помогаете Кысею… то есть, господину Тиффано.
Я скрипнула зубами и высвободила свою ладонь из ее рук, чтобы не сломать ей запястье.
— Ах, сиятельная княжна, если бы я тоже могла вам помочь… тогда бы не чувствовала себя столь неловко… — еще один мой намек пропал втуне, но я не сдавалась и попробовала зайти с другой стороны. — Давайте я хоть провожу вас… А знаете, если я выиграю, то обязательно приготовлю самый вкусный шоколад на вашу свадьбу, сиятельная княжна! Это будет мой скромный подарок вам за вашу доброту…
Княжна Юлия погрустнела и молчала почти всю дорогу. Мы медленно шли по внутреннему дворику Надзерных палат, в центре которых выходил наружу горячий подземный ключ, давая тепло этой части монастыря. Я ломала голову, как бы еще вывести разговор на Густава, но боялась спугнуть эту трепетную лань излишним напором. Но тут Юля остановилась, разглядывая шипящие струи, и горько произнесла:
— Мне так одиноко… даже поговорить по душам не с кем…
Я встала рядом с ней, едва сдерживая ликование, и также тихо и проникновенно ответила:
— Мне тоже бывает очень одиноко… Что за печаль вас терзает? Может, я и в самом деле смогу вам помочь?
— Мне никто не может помочь. Я не вольна распоряжаться собственной судьбой.
— Вы говорите… про помолвку?
— И про нее тоже, — грустно улыбнулась княжна. — Вояг Густав — хороший человек, и я должна выйти за него замуж, но…
— Но вы любите другого?
— Я должна полюбить вояга и отказаться от… — она замолчала в отчаянии.
— Милая княжна, но разве любовь не есть величайший дар Единого людям? Как же можно нарушать божью волю и выходить замуж за нелюбимого? Разве не вы мне сейчас советовали не отказываться от мечты?
Она подняла на меня полные слез глаза и покачала головой.
— Вам легче… А я не могу ослушаться отца… Но и приказать сердцу тоже не могу…
— Что же делать? — я прикусила губу и потерла вспотевший под платком лоб, делая вид, что задумалась. – Вы должны бороться! Напишите воягу Густаву письмо и объясните свои чувства, просите его отказаться от свадьбы. Если он такой благородный, как о нем говорят, то неужели он будет настаивать и неволить вас?
Если помолвку разорвет сам вояг, то вам не придется ослушаться отца. И тогда…
Я не успела договорить, потому что княжна вцепилась мне в руку и затрясла ее.
— Конечно! Господи Единый, ну конечно же! Какая вы умница, крета! Написать и все объяснить! Может быть тогда я смогу… хотя бы попытаться… последовать за мечтой… да, точно!..
При мысли, что плотские мечты могут привести эту дуру в койку к моему инквизитору, мне сделалось дурно. Целибат целибатом, но он смотрел на нее влюбленными глазами. Так, как никогда не смотрел на меня… Клятый Густав!.. Если бы не он, то… Но нет, я не трону княжну, я буду притворяться ее лучшей подругой вместо того чтобы выцарапать ей глаза, я сделаю все, что угодно, чтобы выманить вояга в столицу.
Почти все… Потому что Кысея она не получит.
— Сиятельная княжна, надеюсь, что вы не броситесь в омут безрассудных чувств и сохраните честь семьи, потому что иначе я никогда себе не прощу…
Но она уже меня не слышала, мечтательно уставившись на исходящий паром горячий источник и витая в облаках. Я обняла ее за плечи и отвернула от воды.
— Вы меня слышите? Княжна? Подумайте об инквизиторе, он церковнослужитель и не может ответить вам взаимностью…
— Да, вы правы, — медленно проговорила княжна, ее взгляд вновь стал осмысленным. — Кысей это тоже не одобрит, как и отец, но и пусть… Зато будущий муж не сможет отказать мне в подарке!.. Я сегодня же напишу воягу Густаву!