Змеиное варенье
Шрифт:
— Все не так…
— Не ищи ей оправданий. Но я верю в тебя, помни об этом. Ты сможешь противостоять искушению.
Я виновато отвел глаза, не представляя, как сказать обо всем наставнику. Он узнает рано или поздно, а таиться и лгать мне опротивело. Вокруг меня и так смердело целое болото вранья и лицемерия.
— Я не буду вам врать, отец Георг. Я принял решение. Если Лидии станет совсем плохо, то я рискну.
Духовное спасение — ее последний шанс.
К моему удивлению, отец Георг воспринял мои слова со спокойной отрешенностью.
— Я слишком хорошо тебя знаю, Кысей, чтобы не понимать, что ты от своего не отступишь. Всегда был упрямым. Как и твой отец… — еще одна горькая, рвущая душу на части, улыбка. — Но ты не все знаешь.
— Я знаю про смертельный исход в случае неудачи. Я поднял архивные материалы и нашел записи
— Господи Единый, Кысей, и ради кого ты готов пожертвовать собственной жизнью и разумом? Ради этой… я даже не знаю, как ее назвать. Ты настолько в нее влюблен?
— Я ни в кого не влюблен. Я дал слово Единому, что верну ей разум, и намерен сдержать его. Вот и все.
— Отлично. Раз ты читал материалы, то должен знать и про то, что обряд духовного спасения проводился в сердце Мертвых земель, в столице Синежного княжества. Он возможен только там, в соборе Нежа…
— Не только, — оборвал я старика, стремясь побыстрей закончить с этой неприятной темой. — Один успешный случай был описан в записях Шиссасы, где использовалось простое слияние разума и… — я замялся.
— Вот именно, И! Ты на это пойдешь?
— Если не будет другого выхода, то да, — я тяжело сглотнул и потер слезящиеся глаза, третья бессонная ночь подряд давала о себе знать. — Давайте оставим этот разговор, отец Георг. Вы наверняка устали с дороги, да и я после ночной облавы плохо соображаю…
— Хорошо, — старик тяжело встал на ноги, глядя на меня со странным выражением. — Но я хочу, чтобы ты подумал. Захочет ли госпожа Хризштайн такого спасения? Ведь ее согласие необходимо для обряда.
— Ей даже в голову не придет отказаться, — резко ответил я, пряча за показной грубостью неуверенность. – Она настолько одержима мной, что…
— Даже если ей плевать на то, что ты рискуешь собой, то побочные эффекты обряда заставят ее задуматься, — наставник прищурился, разглядывая меня и подслеповато моргая, а потом удовлетворенно кивнул. — Так я и думал. Ты не собираешься рассказывать ей все. Что ж… Придется это сделать мне.
— Не вмешивайтесь, прошу вас, отец Георг!
Но старик даже не оглянулся на меня, тяжело хромая к выходу. Я раздосадовано отложил в сторону сломанный пополам карандаш и слепо уставился в опостылевшие материалы по голодному бунту в Асаде.
Шел пятый день с момента смерти вояжича, однако расследование не продвинулось ни на шаг, запутываясь в ворохе версий и сомнений. Господин Ик Чен из гаяшимского посольства погиб при невыясненных обстоятельствах. Так заявил маш-ун, и мне оставалось только гадать, действительно ли тот мертв или же преспокойно отсиживается в посольстве. Достопочтимый Уль Джен вел себя крайне вызывающе, и общение с ним каждый раз выматывало хуже, чем ночные облавы в игорных домах столицы. Шулер Тихоня оказался неуловим, ухитряясь просочиться через все заслоны. У меня возникли серьезные подозрения, что у него имеется источник в городской страже, заранее предупреждающий об облаве. Поэтому мне пришлось открыть для работы "Золотую лисицу" в надежде, что господин Тихий покажется там. Моему возмущению не было предела, когда хозяин заведения с угодливой улыбочкой попытался всучить мне мешочек с золотом в качестве благодарности. Из сбивчивых оправданий господина Дрозда я понял, что с Лидией, обещавшей поспособствовать положительному решению вопроса, он уже рассчитался. Руки чесались придушить дрянь, но она была далеко, поэтому вместо нее досталось господину Дрозду. После суточного заточения в городской тюрьме он мигом растерял весь лоск и выказал полное желание сотрудничать. Тихоня был взят в первый же день работы "Золотой лисицы". Однако и это ничего не дало, после многочасового допроса шулера я был вынужден исключить версию его причастности.
Оставалась последняя зацепка — видения Лидии, которые я при всем желании не мог игнорировать.
Архивные материалы по Асаду мне удалось достать только благодаря исключительным полномочиям от ордена Пяти. Я долго откладывал их изучение, страшась погружения в кошмары прошлого, но деваться было некуда. Три года назад страшная засуха сделала бесплодными земли Чорногерии, сильнее всего пострадала Мирстена. Вояг Зостич не привык отказывать себе в дорогих удовольствиях, выжимая из несчастных крестьян все соки жестокими поборами, что спровоцировало голодный бунт в Асаде. Пламя мятежа быстро распространилось по всему вояжеству, грозя обернуться переворотом. Вояг заперся в собственном замке, требуя заступничества Святого Престола. Я читал материалы решения и ужасался, чувствуя, как предательский холод подозрения выстуживает кровь. Было выделено зерно из монастырских запасов, которое послали морем. Из казны Святого Престола были выплачены сумасшедшие суммы судовладельцу Остронегу за пять торговых судов с зерном, адмиралу Мирчеву за три корабля сопровождения и… княжьему казначею Витору в счет уплаты долгов вояга. Однако накладные из порта назначения ясно свидетельствовали, что прибыло всего два корабля с зерном. В каком бумажном тумане отписок растворились еще три корабля? Кто мог приложить к этому руку? Оставалось лишь догадываться. Но самое ужасное случилось после прибытия зерна. Самые худшие мои подозрения оправдались. Зерно, раздаваемое через монастыри, оказалось пораженным спорыньей. Поняли это слишком поздно, когда безумие накрыло город и его окрестности. На улицах стали появляться сумасшедшие. Кто-то катался в исступлении, кто-то кидался на других, кто-то просто слонялся без дела, бормоча проклятия, кто-то застывал в одной позе, уставившись невидящим взглядом в пустоту. Сначала безумцев пытались изолировать, но их становилось все больше и больше. Разлагающиеся трупы заполонили улицы города, но их уже было некому убирать. Началась черная лихорадка.
А потом пришла папская гвардия и выжгла все огнем. Асад перестал существовать. Я закрыл глаза, заново переживая весь ужас и отчаяние осажденного города, безумный обвиняющий взгляд главаря мятежников, смерть простых солдат, плен и пытки в застенках, а потом горькое равнодушное желание умереть в церковном госпитале… Но как? Как это могло произойти? Зерно в монастырях всегда хранилось в надлежащих условиях, обрабатывалось и тщательно проверялось. Там просто не могло быть спорыньи, слишком хорошо Святой Престол был знаком с ее опасным коварством. Я лихорадочно зашуршал страницами. Так и есть, зерно было отправлено из монастырей восточных земель, тех самых, которые пожаловали семье Арметино. Совсем рядом с Сайшинскими провинциями гаяшимского ханства…
Перед глазами встали рисунки Тени. Если раньше, пусть с натяжкой, но я мог объяснить видения Лидии болезненно развитой интуицией, помогающей ей увидеть скрытые закономерности и сделать правильные выводы, то сейчас… Приступ у нее случился на корабле, когда она еще не знала, с чем придется столкнуться в столице. Изможденная женщина, пожирающая ребенка, и змеи… почти на каждом рисунке. Лидии становилось все хуже, а я до сих пор не знал, кто она. Колдунья, умело притворяющаяся безумицей, или провидица, которая зрит будущее и прошлое с благословления Единого. Или… или проклятый потомок Шестого? Моя глупая надежда, что в тихой обители ее состояние останется хотя бы без ухудшений, таяла с каждым днем. Стены монастыря не смогут защитить ее от безумного влияния колдуна, но может, приезд Антона поможет ей найти точку опоры.
Трагедия, случившаяся в Асаде, продолжала пожинать кровавую жатву и сегодня. Богопротивное колдовство, творимое в столице, проистекало из тех событий, ответственность за которые так никто и не понес. И я был намерен не только поймать колдуна, но и выяснить, почему так произошло. Прошение Папе было давно готово, хотя я понимал, что кардинал его не одобрит. Я запечатал сургучом конверт и отправился в Священный район.
Трясясь в экипаже по заснеженным улицам столицы, я не переставал размышлять. Ясно, что колдун (или колдунья) движим безумной жаждой мести. Жертвами становились дети всех, кто как-то был причастен к злосчастному зерну со спорыньей. Спорынья… Крохотные черные рожки на одном колоске — и уже надо выжигать поле, чтобы эта мерзость не заразила все посевы. При попадании внутрь спорынья неизлечимо отравляла разум и тело, хотя некоторые отчаянные аптекари и утверждали, что в малых дозах отдельные ее виды могут обладать лечебными свойствами. Если предположить, что жертвам подмешивали в пищу спорынью, то становились понятными и разные симптомы помешательств, и отложенное воздействие на организм. Это объясняло почти все, кроме… органических изменений в телах убитых. И змей. Хоть убей, я не понимал, при чем тут змеи. Да, в окрестностях Асада в изобилии водились гадюки из-за близости Чорнобавой пустоши. Только когда начался голод, съели не только змей, но и вообще всю живность. В любом случае я сосредоточил все поиски на том, где именно жертвы могли съесть отраву. И у меня получилось одно пересечение — ресторация "Пять колосков", чье название говорило само за себя.