Змей и Цветок
Шрифт:
– Какая несправедливая сказка! – негодующе воскликнула Козамалотль.
– Она учит тому, что месть может быть разрушительна для нас самих, – пожала плечами дочь вождя, – Опоссуму стоило бы махнуть рукой на этого Койота и отпустить его с миром, раз уж перехитрить никак не удалось.
Нежными тоненькими ручками Майя заботливо смачивала страдалице лоб, отвлекала беседой, поила водой и, держа за руку, ласково успокаивала. Однако вскоре супругу Тепилцина уже ничем было не отвлечь от терпимых ею мук. Сила, с которой малыш стремился появиться на свет, непрерывно нарастала. Козамалотль протяжно хрипела, всё ещё стараясь держаться
– Пора!
В этот момент протестующую Майю лихо выпроводили из покоев и входить к роженице строго настрого запретили. В комнате осталась лишь знахарка, наставница и одна из служанок.
Нервно шагая из угла в угол, Майя не находила себе места, всё время прислушивалась к разговорам, потирая влажные от волнения ладони.
Из комнаты доносились громкие команды, стоны Козамалотль, её частое дыхание и причитания бабушки Кокото. Распоряжения повитухи звучали чётко:
– Рот закрой, зубы стисни, но губы разомкни! Воздух не задерживай – выдыхай!
Лекарь не скупилась на ругань за невыполнение указаний в том числе и на саму роженицу.
– Что ты творишь, разорви тебя Шиутекутли 11 ?! Не терпи! Дыши нормально! – противно гаркала повитуха.
Похоже, Козамалотль не сразу удавалось следовать всем инструкциям и в точности выполнять приказы. Брань в её адрес звучала часто, а порою были слышны такие отборные ругательства, которых Майя отродясь не припоминала.
«И как ещё этой гадкой повитухе прощается вся эта дерзость в адрес благородной госпожи?» – сетовала дочь вождя, – «Ух, я бы ей ответила!»
11
Шиутекутли (Xiuhtecuhtli) – в мифологии ацтеков бог огня, дня и тепла, вулканов.
Разумеется, Майя понимала – Козамалотль сейчас очень нелегко и обращать внимание на грубость или огрызаться в ответ не было никакого смысла. Главная цель – ребёнок. Пусть знахарка бранится и ругается, лишь бы малыш благополучно родился живым и здоровым. Остальное не имело значения.
Ранним утром, едва первые лучи восходящего солнца спросонья коснулись горизонта, послышался крик новорождённого младенца. Из покоев новоиспечённой матери вышла повитуха и с усталой улыбкой громко объявила:
– Возрадуйтесь! Сегодня в день Третьего Кролика у благородного воина Тепилцина родился сын!
Глава 5 – Теуль
Для ацтекского ребёнка день его рождения становился и его именем вплоть до выхода из опасной поры младенчества. Так, например, в детстве Майоаксочитль именовалась Первый Цветок, а её брата Тепилцина звали Пятый Крокодил.
В день своего семилетия ацтекские дети вместе с родителями отправлялись к местному тональпокуи, знатоку «книги имён» и получали самое, что ни есть, настоящее имя на всю оставшуюся жизнь. Дети благородных господ имели особую привилегию и могли пройти церемонию имянаречения в самом Теночтитлане, как это случилось когда-то и с Майей.
Много лет назад, пожилой тональпокуи развернул перед маленькой девочкой слоистые страницы огромной толстой книги и стал внимательно изучать каждое упоминание Богов и их деяний в день Первого Цветка месяца Засухи года Седьмого Тростника 12 – в день рождения Майи. Затем, внимательно всё сверив, пожевал губами и торжественно произнёс:
– Отныне тебя будут звать Майоаксочитль, Бледно-Жёлтая Кисточка Цветка, и быть тебе под покровительством богини любви Шочикецаль.
12
Первое Цветка месяца Засухи года Седьмого Тростника – 16 мая 1499 года
Новорожденого сына Тепилцина, согласно традиции, назвали Третий Кролик, коротко – Точтли. Супруги знатных господ, товарищей Тепилцина, посещали дом Козамалотль, чтобы выразить своё почтение и пожелать малышу вырасти славным воином, достойным отца, во славу великого Теночтитлана.
Неизбежным был и визит жреца. К каждому новорождённому ребёнку обязательно приходил жрец Тлалока, чтобы осмотреть малыша и выявить отметку Богов, будь то заячья губа, родимое пятно, необычный цвет глаз или любые другие отличия. Ребёнка, помеченного Богами, жрец забирал для принесения в жертву. Бог дождя и плодородия великий Тлалок ежегодно требовал огромную плату, давая взамен богатый урожай маиса.
Если бабушка Кокото была сама не своя от тревоги за маленького Точтли, то Козамалотль намеренно страха не показывала. Глядя жрецу прямо в глаза, она передала сына и молча отошла в ожидании вердикта. Жрец положил ребёнка на циновку, стал крутить, вертеть и внимательно осматривать со всех сторон. Оторванный от родных материнских рук Точтли закричал так истошно и пронзительно, что, казалось, дрогнуло сердце каждого обитателя дома. Плач ребёнка усиливался и всё больше походил на истошный крик чайки, как будто даже маленький Точтли понимал, как может быть жесток и алчен до крови слуга Тлалока.
Жрец, наслаждаясь тревожным напряжением, повисшем в воздухе, отдавать младенца не спешил. Смотрел на мальчика задумчиво, нарочно тянул время, скалился, что-то бормотал про себя, продолжал водить своими мерзкими ручищами по нежной коже младенца, тщательно прощупывая и, скорее всего, нарочно делая больно маленькому Точтли.
«Из всех Богов больше всех я ненавижу Тлалока» – тяжело размышляла Майя, – «Бог плодородия, изобилия и дождя требует самое родное, сокровенное, беззащитное, что может быть у матери – её ребёнка. А если воспротивиться, накажет отсутствием дождей, неурожаем и голодом. Поистине жестоко»
Наконец, жрец завершил осмотр и, передавая ребёнка обратно матери, разочарованно проскрипел:
– Тлалок не оказал чести сыну воина Тепилцина. Отметок нет.
С уходом жреца все выдохнули с облегчением. Точтли уютно устроился на руках матери, угощаясь сладким молоком, а Козамалотль, глядя на сына с умилением, гладила его по голове и тихонько убаюкивала.
Майя очень полюбила маленького племянника. Малыш был окружён вниманием матери, бабушки и множества слуг, потому в те редкие часы, когда Майе доверяли Точтли, она с наслаждением нянчила мальчика. Тогда впервые дочь вождя отчётливо поняла, что хочет когда-нибудь точно так же баюкать и целовать в сладкую макушку своего собственного малыша.