Змея, крокодил и собака
Шрифт:
Я приняла приглашение с надлежащими изъявлениями благодарности. Взяв Эмерсона за руку, я пропустила остальных вперёд, и только после этого тихо произнесла:
– Итак, ты отменил запрет на вечерние мероприятия? С тех пор, как мы прибыли в Луксор, ничего не произошло...
– Я убеждён, что это не так, – высокомерно ответил Эмерсон. – Однако сейчас не тот случай, когда следует беспокоиться. Я брошу вызов самым большим смельчакам, пытающимся похитить тебя при наличии таких трёх защитников. – Увидев выражение моего лица (и зная, как мне не нравится быть беспомощной женщиной), он добавил: – Мы могли бы поужинать
Так и вышло. Мы послали Говарду приглашение поужинать с нами в отеле «Луксор», и с закатом солнца вошли на борт фелуки[124], которая должна была перевезти нас через реку. Абдулла и Дауд выглядели как эмиры в своих лучших одеждах и огромнейших тюрбанах, длинная борода Абдуллы была отмыта до снежной белизны. Нам, естественно, полагалось произвести не меньшее впечатление. Эмерсон согласился с необходимостью этого, хотя сердито заметил, когда я завязывала ему галстук, что чувствует себя малышом, который отправился навещать богатых крёстных родителей.
Сходни, служившие одновременно и вёслами при слабом ветре, были подняты, и мы уже отплывали от набережной, когда в лодку вскочило нечто длинное и извилистое. В сумраке сразу нельзя было понять, что именно. Эмерсон с проклятием попытался толкнуть меня на грязное дно лодки, а Абдулла свалился бы со скамьи, если бы Дауд его не удержал. Я сопротивлялась усилиям Эмерсона, потому что, конечно же, сразу определила личность последнего пассажира.
– Это только кот, – громко сказала я. – Абдулла, ради всего святого, перестань елозить, ты испачкаешь свой красивый халат.
Абдулла никогда не ругался в моём присутствии. И сейчас – тоже, но шипел так, будто душил непозволительные эпитеты.
– К чертям собачьим, – процедил Эмерсон. – Вот досада! Я отказываюсь брать кота на обед в «Луксоре», Амелия.
– Бросьте его за борт, – предложил Абдулла.
Я проигнорировала это предложение, в чём Абдулла, по-видимому, и не сомневался.
– У нас нет времени возвращать его домой. Возможно, у лодочника найдётся верёвка, чтобы привязать его.
– Я не одобряю идею сажать кошек на привязь, как собак, – твёрдо заявил Эмерсон. – Эти независимые существа не заслуживают подобного обращения. – Кот прошёлся по скамейке, балансируя, как акробат, и уселся рядом с ним. – Такая суета из-за одного кота, – проворчал Эмерсон, почёсывая Анубиса под подбородком. – Раз ему по душе бродяжничать, пусть сам и заботится о себе.
Мы с Эмерсоном зачастую привлекаем значительное внимание, когда оказываемся на публике. Надеюсь, меня не обвинят в тщеславии, если я скажу: не удивительно, что все взгляды были прикованы к нам, когда мы рука об руку появились в обеденном салоне отеля. Высокий рост и грубая красота Эмерсона оттенялись строгим чёрно-белым вечерним костюмом, он шествовал по залу с достоинством короля. Мне казалось, что и я выгляжу достаточно неплохо. Однако я подозревала, что часть широко раскрытых глаз, сосредоточившихся на нас (и приглушённый смех, плывший по комнате), вызваны чем-то ещё, кроме восхищения. Анубис отказался оставаться в гардеробе. Он шёл позади нас с достоинством, равным Эмерсоновскому – хвост поднят трубой, взгляд устремлён вперёд. Выражение
Кот вёл себя лучше, чем некоторые гости. Молодые мужчины (не заслуживающие названия «джентльмены») за соседним столом налегали на выпивку явно больше, чем следовало бы. Один из них, желая посмотреть на кота, так сильно подался вперёд на стуле, что грохнулся на пол. Его спутников эта выходка больше позабавила, чем смутила; с аплодисментами и комментариями, свойственными нахальной американской молодёжи, они подняли его и вернули на место.
– Молодец, Фред, – послышался чей-то голос. – Покажи этим типам, как спорт может сбить с ног.
Говард прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть конец этого спектакля.
– Возможно, миссис Эмерсон хотела бы перебраться на другой стол, – предположил он, искоса поглядывая на буйную компанию.
– Миссис Эмерсон нет нужды беспокоиться из-за грубиянов, – поманил официанта Эмерсон. Затем обратился к нему достаточно громко, чтобы его услышали во всех уголках обеденного салона:
– Пожалуйста, сообщите хозяину: если он немедленно не удалит этих людей, я займусь ими лично.
Молодые люди были надлежащим образом удалены.
– Вот видите, – любезно улыбнулся Говарду Эмерсон. – Именно так следует справляться с подобными ситуациями.
Пришлось объяснить, кто такой Анубис, чьё присутствие стало известным Картеру из-за громкого обнюхивания его брюк. Согласитесь: звук и сопутствующее ощущение могут немного поразить того, кто не знает, что под столом сидит кот. Как только ситуация стала понятной, Говард рассмеялся и покачал головой.
– Пора приучить себя не удивляться тому, что делаете вы с профессором, миссис Эмерсон. Как характерно для вас – взять на себя ответственность за любимца бедняги Винси! Кот фанатически привязан к нему и не уживается с большинством людей.
– Поскольку вы называете его «беднягой Винси», то, очевидно, считаете, что к нему отнеслись несправедливо? – спросил я.
Говард выглядел несколько смущённым:
– Я не знаю правды. Но сомневаюсь, что всё было именно так, как говорят. Он чудесный парень, очень симпатичный. Я не знаю, что могло бы его дискредитировать, за исключением... Впрочем, это просто сплетни, причём не такого рода, которые я могу упоминать в вашем присутствии, миссис Эмерсон.
– Ясно, – кивнула я, указывая официанту вновь наполнить стакан Картера. – Cherchez la femme![125] Или les femmes?[126]
– Множественное число, безусловно, – ответил Говард. Он поймал взгляд Эмерсона и быстро добавил: – Я же говорил – праздные слухи. Э-э… расскажите о ваших успехах в Долине. Какие-нибудь новые гробницы?
Всё оставшееся время за трапезой мы обменивались профессиональными сплетнями. Эмерсон наслаждался, дразня нашего молодого друга таинственными намёками и отказываясь разъяснять их. Говард готов был уже лопнуть от любопытства, но тут Эмерсон достал часы и попросил его извинить нас:
– Друзья устраивают фантазию в нашу честь, – объяснил он, немного приукрасив правду.– Мы не можем опоздать.