Змея, крокодил и собака
Шрифт:
Карта? ТА САМАЯ КАРТА? Либо он знал о её наличии, либо сделал вывод, что иного варианта нет. Путешествие, которое мы совершили, вело в безводную безликую пустыню, и только сумасшедший рискнул бы отправиться вслед за нами, не имея чётких указаний. Грязный трусливый пёс должен был знать, что мы следовали некоей карте.
Я знала лучше других, что нынче существовал только один экземпляр. Вначале их было пять, и, что ещё более усложняло этот вопрос, в двух чертежах содержались преднамеренные, смертельно опасные отклонения. Я уничтожила свою карту – одну из фальшивых копий Рамзеса. Та, которой мы руководствовались, чтобы достичь оазиса, пропала или затерялась во время нашего стремительного бегства. Копия Эмерсона
Другая ложная копия принадлежала Реджи Фортрайту. Он оставил её мне, когда отправился в экспедицию в пустыню. По его просьбе я передала карту военным властям вместе с его завещанием, прежде чем мы последовали в пустыню за ним. Предполагаю, что документы были отправлены его единственному наследнику – деду, когда Фортрайт не смог вернуться. Эту копию я не брала в расчёт: того, кто решил бы ей воспользоваться, ждала чрезвычайно иссушающая, продолжительная и мучительная смерть.
Оригинал карты находился ранее во владениях лорда Блэктауэра, деда Реджи. Нынче он пребывал в сейфе Эмерсона, расположенном в библиотеке Амарна-Хауса. Блэктауэр отказался от него вместе с правом на опеку над Нефрет, по решительному настоянию Эмерсона. Я просила уничтожить карту, но Эмерсон переубедил меня. Никогда не знаешь, говорил он, что случится в будущем, и не придёт ли время использовать её.
Пришло ли это время? Во второй – и, рада сказать, в последний раз – моя честность колебалась под влиянием непреодолимой любви. Мне пришлось вцепиться зубами в льняную наволочку, прежде чем разум снова победил.
Я не могла доверять чести человека, у которого её явно не имелось. Равно как он не доверился бы моей. Он не может позволить себе освободить заложника, не уверившись, что сведения, сообщённые мной, точны – но как он узнает это, пока не отправится в путешествие и не вернётся? Я не могла восстановить наш маршрут или вспомнить показания компаса, но не сомневалась, что Эмерсон был способен на это. Он неизменно следовал указаниям компаса. Злодей не нуждался в карте, если бы смог заставить Эмерсона заговорить.
Нет, свидание было уловкой. Нашей единственной надеждой оставалось найти Эмерсона и освободить его до того, как…
Где он может быть? Я чувствовала – где-то поблизости от Луксора. Интенсивный поиск шёл повсюду и не прекращался, но невозможно было проникнуть в каждую комнату в каждом доме, особенно в жилищах иностранцев. Египет пользовался благословениями британского права, провозглашавшего: дом человека – его крепость[128]. Благородный идеал, один из тех, с которыми я полностью согласна – в принципе. Благородные идеалы часто неудобны. Я хорошо помнила историю о том, как Уоллис Бадж вывозил из страны ящики с незаконно добытыми древностями, а полиция ждала возле его дома, не в силах войти, пока не прибудет ордер из Каира. Нам нужен ордер, а для этого у нас должны быть основания. Именно их мои преданные друзья пытались получить – беседуя со своими осведомителями в деревнях, отслеживая сплетни о незнакомцах в городе, расследуя слухи о необычной деятельности, – и я возлагала надежды на их усилия.
Особенно я рассчитывала на Абдуллу и его влияние на жителей Гурнаха, которым, как полагали, были известны все тайны в Луксоре, но, лёжа без сна в темноте, признавалась самой себе, что горько разочаровалась в нём. За последние несколько дней я едва видела его. Я знала единственную причину, заставлявшую его избегать появления дома: он выглядел, подобно белобородому Джону Ноксу[129] в тюрбане, когда увидел меня вместе с Сайрусом. Не то чтобы Абдулла мог оскорбить меня, предположив, что я испытываю хоть какой-то интерес к другому мужчине. Он завидовал Сайрусу по личным причинам: возмущался теми, кто хоть как-то
Да простит меня Бог за такие сомнения. Ибо Абдулла послужил мне лучше всех.
На следующий день мы с Сайрусом сидели за завтраком, обсуждая, как разобраться с предложенной встречей, когда вошёл слуга и сказал, что Абдулла хочет поговорить со мной.
– Попросите его войти, – сказала я.
Лакей выглядел шокированным. Слуги, вообще-то, гораздо большие снобы, чем хозяева. Я повторила приказ. Пожав плечами, мужчина вышел, а затем вернулся и сообщил, что Абдулла не войдёт. Он хочет поговорить со мной наедине.
– Не представляю, что он намерен сказать такого, что не может повторить перед нами – поднялась я.
Сайрус улыбнулся.
– Он хочет быть вашей единственной опорой и защитником, моя дорогая. Такая лояльность трогательна, но чертовски обременительна. Идите же.
Абдулла ждал в коридоре, обмениваясь кислыми взглядами – и, по-моему, приглушёнными оскорблениями – с привратником. Он не произнёс ни слова, пока я не вышла с ним на веранду.
Когда он повернулся ко мне лицом, я затаила дыхание. Кислый нахмуренный взгляд исчез, его заменило сияние гордости и радости, из-за чего реис выглядел чуть ли не вдвое моложе.
– Я нашёл его, ситт, – просто произнёс он.
* * *
– Не говорите ни слова американи!– Абдулла схватил меня за рукав и отдёрнул назад, стоило мне броситься с новостями обратно в дом. Отведя меня подальше от дверей, он продолжил шёпотом: – Он не отпустит вас. Это опасно, Ситт Хаким. Я не всё сказал вам.
– Тогда, ради Бога, говори же! Ты его видел? Где он?
Рассказ Абдуллы заставил меня остановиться и обуздать разбушевавшееся нетерпение. Ему не стоило предостерегать меня, что нам следует действовать с предельной осторожностью – тем более, что он ещё не видел самого хозяина.
– Но какого другого узника могут так тщательно охранять вблизи от Луксора? Дом находится за городом, недалеко от деревни Эль-Баядия. Арендован иностранцем, алемани или ференсави (немцем или французом). Высоким чернобородым человеком. По слухам, инвалидом – он бледен и опирается на трость, когда выходит на прогулку, но это случается нечасто. Его зовут Шланге. Вы его знаете, ситт?
– Нет. Но, определённо, это не его настоящее имя, и, скорее всего, не настоящая внешность. Неважно, Абдулла. У тебя есть план, я знаю. Расскажи мне.
Его план был таким, который я предложила бы сама. Мы не могли требовать впустить нас в дом, пока не были уверены, что там находится Эмерсон, и не могли в этом увериться, пока не войдём внутрь.
– Так что мы отправимся сами, – заявил Абдулла. – Вы и я, ситт. Без американи.
Далее он перечислил все причины, по которым Сайрус не должен принимать ни малейшего участия. Абдулла явно не хотел делиться славой, но к его аргументам стоило прислушаться. Решающим из них оказался тот, что Сайрус попытается помешать мне уйти – а это было немыслимо. Я сошла бы с ума, если бы мне пришлось сидеть в ожидании новостей, будто какой-то немощной героине дешёвого романа, и я никому не могла доверять, кроме самой себя, чтобы, когда понадобится, действовать с беспощадностью и решимостью.