Змея, крокодил и собака
Шрифт:
В пакете было два письма из Чалфонта. Я узнала изящный и аккуратный почерк Эвелины на одном, и решила сохранить его для лечения – или противоядия – после того, как прочту послание от Рамзеса.
«Дорогие мама и папа. Мне жаль сообщить вам, что Гарджери по-прежнему не герой. Но теперь у нас есть ещё одна героиня.
Я никогда не думал, что тётя Эвелина способна на такое. Происшедшее оказало благотворное – если не сказать, смиряющее – влияние на меня и научит в дальнейшем, я надеюсь, ставить под неизмеримо большее сомнение царящие в нашем обществе ложные стереотипы о поведении и характере женщин. Я всегда считал себя свободным от подобных предрассудков,
Прежде чем перевернуть страницу, закончившуюся последней процитированной фразой, я постаралась взять себя в руки. Бессмысленно выходить из себя, поскольку объект моего гнева находился вне досягаемости. Он, должно быть, читал статьи по психологии, что я строго запретила ему. Или нет? Я вполне определённо намеревалась, поскольку некоторые из выдвигаемых теорий являлись слишком шокирующими для невинного детского ума. Однако уверенности не было. Рассказывать Рамзесу о том, чего не нужно делать – трудоёмкий процесс, и за моим сыном практически невозможно угнаться, потому что он постоянно думает о свершении очередных злодеяний.
Осознав, что я позволила своему разуму блуждать, подобно разуму Рамзеса, я продолжила чтение.
«...эти предубеждения, приходишь к выводу, что на них не следует заострять внимание. Они, по сути, не более чем бессмысленные суеверия. Откуда же они, в таком случае, возникают? Признаюсь, я до сих пор не нашёл ответа. Особенно прискорбно обнаружить их в таком рациональном уме, каким я всегда считал свой.
Я хотел бы обсудить этот вопрос с вами, дорогие мама и папа, потому что он меня очень интересует, но, возможно, сейчас неподходящее время, поскольку вам должно быть интересно, какой именно случай послужил причиной моих размышлений.
Возможно, вы помните, что в последнем письме я описал любопытный случай собак, лаявших ночью. Поскольку лай – средство, применяемое ими для помощи нам, я решил (по-моему, я упоминал об этом) предпринять меры для обеспечения более эффективного разнообразия животной стражи. Видите ли, мной овладело ужасное подозрение...»
И мной тоже.
– О нет… – выдохнула я.
– В чём дело? – вскричал Сайрус, не менее взволнованный, чем я.
«... ужасное подозрение, что мы не заметили последних ночных вторжений. Я был уверен, что невозможно будет убедить дядю Уолтера в логичности моего решения, поэтому мне пришлось выполнять его самостоятельно, и было чертовски неудобно ждать, пока все уснут, прежде чем подкрасться, чтобы выпустить... (мой голос дрогнул)... выпустить... льва... из...»
– Во имя Всемогущего! – воскликнул Сайрус. – Ради всего святого, продолжайте, Амелия, я не в состоянии выдержать это напряжение!
«... из клетки, а затем просыпаться на рассвете, чтобы вернуть его обратно, прежде чем кто-то другой из членов семьи столкнётся с ним. Нефрет очень любезно помогла мне…»
Меня снова захлестнули чувства.
– Ещё и она, – глухо пробормотала я. – И с одним беды не оберёшься, а теперь... Простите меня, Сайрус. Я постараюсь не сломаться снова.
«... помогла мне в двух случаях; она сказала, что я подрастаю и нуждаюсь в отдыхе. Мне вряд ли нужно говорить, мама и папа, что я воспринял это без обиды, а именно в том смысле, который она вложила в эти слова.
Естественно,
Дядя Уолтер смертельно оскорбил меня. Его замечания по поводу льва были совершенно необоснованны, несправедливы и чрезвычайно грубы, особенно с учётом того, что моя предусмотрительность предотвратила – или помогла предотвратить, по крайней мере – инцидент, который мог бы стать катастрофическим.
Предвидя такие происшествия, я был первым, кто проснулся, когда пронзительные крики находящейся в неописуемом ужасе женщины, смешавшиеся с рычанием большой кошки, разорвали ночь! Я, естественно, спал в одежде, чтобы быть полностью готовым к действию, так что моментально схватил оружие, которое лежало под рукой (кочерга для камина), и бросился вниз по лестнице.
Луна бросала морозный свет на газон (покрытый инеем – ночью похолодало). Силуэты великого властителя джунглей и его добычи отчётливо виднелись. Поспешив по направлению к этой группе с кочергой наизготовку, я увидел изрядно обескураживающее зрелище. Мне хватило света, чтобы разобрать черты лица человека, недвижно лежавшего на спине между лапами льва. С ужасом я обнаружил, что это – Эллис, новая служанка тёти Эвелины.
На самом деле лев, вероятно, не причинил ей вреда. Конечно, он рычал, но в голосе звучали исследовательские нотки, а не свирепость. У меня сложилось отчётливое впечатление, что он не знал, что делать дальше. Эллис находилась без сознания, что, несомненно, являлось разумным шагом с её стороны.
Размышляя, что лучше всего предпринять дальше, я увидел, как Нефрет бежит ко мне, бесшумно переступая по траве маленькими босыми ногами. Её распущенные волосы развевались за ней, блестя серебром и золотом в бледном свете, лёгкая ночная рубашка развевалась вокруг тонких ног. Она была видением... (Рамзес вычеркнул несколько слов, затем продолжил)... воплощением женственности. В руке она держала нож.
С её помощью я убедил льва отказаться от своей новой игрушки. Ворча, он отошёл в сторону, а пальцы Нефрет ласково гладили его гриву. Литературные аллюзии, пришедшие мне в голову, несомненно, пришли в голову и тебе, мама, поэтому я не буду тратить бумагу, описывая их.
Я приступил к работе по приведению Эллис в сознание, но не успел даже прикоснуться к её щеке, как услышал невероятный шум, доносившийся из дома. Я ожидал некоторой реакции из особняка, и удивлён, что она не наступила раньше, но полагаю, что описанные мной действия заняли всего несколько минут. Потрясающе, как быстро проходит время, когда вы заняты интересной деятельностью, не так ли?
То, что я слышал, заставило меня заподозрить нечто гораздо более серьёзное, нежели негодование дяди Уолтера из-за раннего пробуждения. Пронзительность криков привела меня к выводу, что их издаёт женщина. Поэтому, покинув Эллис, я поспешил выяснить их происхождение.
Как вы знаете, большинство окон в замке узкие и маленькие. Только гостиная устроена по-современному, и окна открываются на розарий. Шум доносился именно из этой комнаты, и, пока я шёл через сад, то с огорчением отметил, что окна открыты. В гостиной было темно, и поначалу я не мог разобрать, что происходит; быстрые движения, вздохи и возгласы боли и напряжения были единственными фактами, доступными мне. Наконец, сражавшиеся – и издававшие эти звуки – оказались у окна. Кочерга выпала из моей ослабевшей руки, едва я увидел их.