Знахарь-2 или профессор Вильчур
Шрифт:
— А за что он должен сердиться? — удивился Вильчур.
— Я тоже не думаю, что он рассердится, это она так решила. Ей кажется, что если отец взял ее к нам, то он никогда не согласится, чтобы она стала моей женой. Она считает, что ей даже думать об этом нельзя, потому что она бедная.
— Так вот я тебе советую спросить отца. Я не думаю, чтобы Прокоп не принял ее.
Василь почесал затылок.
— Как раз это она мне запретила. Говорит, что отец рассердится на нее за то, что она меня окрутила.
— А ты что, мальчишка, который сам не знает, чего он хочет? —
— Конечно, нет, — ответил Василь. — Я уже взрослый и знаю то, что жить без нее мне не хочется.
Вильчур положил ему руку на плечо.
— Значит, говорю тебе, не обращай внимания на ее запреты и поговори открыто с отцом.
— Я и поговорил бы, но обещал ей, что и слова не пикну. А сейчас сам не знаю, что делать. Единственная моя надежда — это вы, пан профессор.
— Ну, хорошо, парень, — согласился Вильчур. — Я поговорю с Прокопом и не сомневаюсь, что у тебя не будет осложнений.
— Я уже и не знаю, как мне вас благодарить.
— Меня не за что благодарить. Это естественно, когда один человек другому помогает, чем только может. Я поговорю с Прокопом, а тебя поздравляю с выбором: красивая и добрая девушка, а что она бедная, так это неважно.
Василь расстался с ним обрадованный и успокоенный.
До обещанного ходатайства Вильчура, однако, не дошло. А случилось так потому, что все пошло своим путем.
После ужина, перед тем как пойти спать, Прокоп Мельник вспомнил, что оставил свою палку возле мостика. Она не представляла никакой ценности — обычный крепкий дубок, каких в вицкунском лесу можно было вырезать сотню, но Прокоп привык к ней, пользуясь ею долгие годы, и не хотел ее потерять. К мостику он шел по прямой тропинке, и палку, конечно, нашел. Возвращался берегом пруда. Ночь была теплая, лунная, и на скамейке под кустом черемухи он увидел две фигуры, прижавшиеся друг к другу. Прокоп сразу узнал их.
Это были Василь с Донкой. Прокоп задержался на минуту, но потом ускорил шаги.
— Что вы тут делаете? — грозно спросил он.
Молодые отскочили друг от друга. Они были так заняты собой, что не заметили приближавшегося Прокопа.
Старый мельник гневно и сурово с минуту присматривался к ним, сжимая в руке палку и, наконец, крикнул:
— Донка! Марш домой!
Когда девушка с опущенной головой медленно уходила, он еще бросил ей вслед:
— Вот глупая!
Василь стоял сконфуженный, пощипывая листочки черемухи.
Он знал, что с отцом шутки плохи, и был готов к самому худшему. Действительно, Прокоп тяжело дышал, а его взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Я, в общем, ничего… — произнес, наконец, Василь.
Отец крикнул на него:
— Молчи, чертово семя! Сейчас я тебя проучу!
— Отец… — Василь снова попытался защищаться, но тут же умолк, потому что Прокоп занес палку над его головой.
— Признавайся сейчас же, ты обидел ее?
Только говори правду, не то убью!
Василь с возмущением ударил себя в грудь.
— Я бы ее обидел?.. Да я бы скорее умер.
В его голосе мельник услышал нотки искренности, но палки еще не опустил.
— Поклянись! — приказал
— Клянусь!
Прокоп перевел дыхание и с облегчением произнес:
— Вот, чертово семя!
Он вытер вспотевший лоб и тяжело опустился на скамейку.
— Вы на меня сразу с палкой, не даете ничего объяснить…
— Не может быть никаких объяснений! Как тебе не стыдно! Под собственной крышей такие дела! Опозорить хочешь меня, чтобы люди пальцами тыкали и открыто говорили, что я взял к себе сироту для потехи сыну… Тьфу! Чертово семя! И это в моем доме, на старости лет! Такого позора от тебя дождался! Но послушай меня: если только ты ее обидишь — убью, как собаку, убью! Ты знаешь, что я слов на ветер не бросаю.
Василь вдруг взбунтовался.
— Что вы мне угрожаете? А я вам говорю, что без нее мне не жить. Не могу и не хочу. Вот и все дела! Такие дела!
Прокоп вскочил и изо всех сил ударил палкой по скамейке.
— Так ты не знаешь, чертово семя, как по-христиански поступить? Жить без нее он не может? Так женись на ней! Женись, дурень, а не романы крути мне тут по кустам!
С минуту Василь стоял остолбеневший: не мог поверить собственным ушам. И вдруг понял, подпрыгнул, схватил отца за руку и стал ее целовать. Прокоп не сориентировался, вырвал у него руку и крикнул:
— Ну, что ты опять?..
— Спасибо, отец… Мне ничего больше не надо… Только я думал… мы думали… что вы не согласитесь…
— Что ты, дурень, говоришь? На что я не соглашусь?
— А на мою женитьбу с Донкой.
Старик посмотрел на него недоверчиво.
— Ой, что-то крутишь ты, кажется мне.
— Что я могу крутить? Что вы говорите? Давно она мне по сердцу пришлась и я ей тоже. Я даже хотел спросить, разрешите ли вы пожениться нам…
— Так почему не спросил? — прервал его Прокоп.
— Потому что Донка…
— Что Донка?
— Донка не позволяла. Она боится, что вы на нее сильно разозлитесь.
— Вот глупости какие-то. Почему я должен разозлиться?
— Ну, вы можете подумать, что она ради богатства хочет выйти за меня замуж. Она говорит, что вы из ласки ее в дом взяли, а она такой неблагодарностью ответила, что сына окрутила.
Прокоп нетерпеливо махнул рукой.
— Ну, одурела совсем.
Он крякнул и поднялся со скамейки. Задумчиво огляделся вокруг и, не сказав ни слова, направился в сторону дома. Удаляясь, повернулся и приказал:
— Чтобы завтра Романюки те четыре мешка вернули: мне мешки не бесплатно достаются.
— Хорошо, — сказал Василь, — если не вернут, муки не выдам.
Когда шаги отца затихли, он опустился на скамейку и задумался. Все произошло так неожиданно и так невероятно удачно. Прошло, однако, несколько минут, прежде чем он смог осознать случившееся. И только тогда он начал смеяться и изо всей силы хлопать себя по коленям.
Когда спустя полчаса, осторожно ступая, он приближался к дому, в комнатах уже было темно. Видимо, отец сразу пошел спать и с Донкой уже не разговаривал. Бедная девушка, она, наверное, и глаз не может сомкнуть, ожидая на следующий день самое худшее для себя.