Знак даосов
Шрифт:
– Какие окна большие! Света много. И запах дерева. А полки на стеллажах пустые. – Нора провела ладошкой по стенке открытого шкафа. – У тебя есть фотографии?
– Есть коробка с фотками, но где-то на чердаке. Я не успел разобрать. Редко бываю дома.
После его слов Нора опустила голову, стала печальной. Игорь сразу понял почему, и снова удивился своей странной нежности, пожалуй, еще и легкому ощущению счастья. Козявка боится, что он уедет и потом снова окажется в госпитале?
– Теперь буду бывать чаще. Жаров приказал стать штабной крысой. Что
– А…ну…Что я думаю? Почему ты спрашиваешь у меня? – Глаза ее округлились изумленно.
Руки Нора спрятала за спину и даже слегка попятилась от Игоря. Тот рассердился – опять она шарахается!
– А у кого? У меня никого нет кроме тебя. И фамилия у нас теперь одна на двоих. Вот не пойму только, ты меня боишься что ли? Все время пятишься от меня. Козявка, я все понимаю, мы выросли и бла-бла-бла… Чужие. Но, я всегда знал, что ты моя козявка. Семья. Я уже говорил.
Потом Игорь наблюдал за тем, как лицо Норы становится серьезным, вслед за этим – задумчивым, а еще несколько мгновений спустя – решительным.
– Я не боюсь вовсе. Все еще не могу поверить. – Она нервно поправила темный локон, что упал на щеку. – Игорь, я, правда, уже могу пойти на улицу? Поехать в университет, позвонить подруге? В кино сходить и прогуляться по Москве спокойно?
Игоря проняло и сильно. Нора не истерила, не искала у него защиты, просто спрашивала. Однако в вопросах ее таилось страшное, жуткое. Мелехов только сейчас осознал, что ей пришлось испытать. Как обычно в таких случаях, он отложил собственную, готовую прорваться, ярость и выдал:
– Куда пожелаешь и когда захочешь.
Ее странный взгляд заставил Игоря подойти ближе. Он сделал шаг и обнял маленькую крепко, быстро заговорил:
– Забей. Поняла? На всех. Порву на хрен. На британский флаг.
Нора молчала, прижимаясь к его груди. Игорь слышал ее порывистое дыхание, догадываясь, что она пытается сдержать слезы.
Через некоторое время, Нора тихо произнесла:
– А на британский флаг, это на четыре части? Или на восемь?
Игорь хохотнул.
– На десять, козявка. Голову и ..э…кое-что еще – отдельно. – Усмехнулся, но тут же стал серьезным, почувствовав, как Нора вздрогнула. – Эй, сильно сжал? Больно? Чего ты тут встала, а? Голуба постельный режим просил соблюдать.
Поддерживая Нору под руку, повел по коридору и отворил перед ней дверь, что была в самом его конце.
– Сойдет?
Светлая комната с огромными окнами, не большая, и не маленькая. Кровать, уютное кресло, стол и стул. Большой платяной шкаф вдоль стены. Все очень новое, необжитое и расставленное, словно по линейке.
– Светло и тепло. Игорь, спасибо большое. За все… За комнату и за флаг.
– Да, да. Понял. Вещи твои в чемодане рядом с кроватью. Помочь разложить? Что?! Я уже все видел. И я не дальтоник, смогу разложить по цветам. Разумеется, алый положу отдельно, как тебе нравится.
– Ты мне все время будешь напоминать, да? – Нора улыбалась уже не смущенно, а весело.
Игорь реально залюбовался. Улыбка ее украсила, заменила хмурое личико счастливым. Глаза сверкали, волосы блестели, а сама Нора сияла.
– Конечно. Такой компромат грех не использовать. – Ехидничал Мелехов. – Располагайся. Я за продуктами. Вернусь скоро. Вода на кухне. Ванная у тебя своя. Я поехал.
– Я могу помочь с продуктами. – Нора двинулась за Игорем – он уже шел к двери.
– Чем ты поможешь, козявка? Веточку укропа донесешь? Ложись и спи.
– Слушаюсь. – Нора приподняла брови иронично. – Какие еще будут указания?
– Никаких пока. Выполняй.
Уже стоя у двери, Мелехов оглянулся и выдал:
– Ты так и не сказала, почему шарахаешься от меня. Ты давай ответ придумай.
Ушел и не видел, как густо покраснела Нора, как загадочно улыбнулась и как прижала ладони к пылающим щекам.
Минут через пятнадцать Игорь уже бродил между стеллажами с продуктами, набивая тележку едой. Усмехнулся, когда увидел укроп, но пучок, все же, взял и положил поверх большого батона колбасы.
Уже у кассы он увидел стойку с цветами. Прищурился, почесал щеку.
– Цветы ей носить, да, крокодил?
– пробормотал сам себе.
Рука его уже потянулась к букету каких-то белых пушистых соцветий, но тут же отдернулась.
– Да что за хрень?
Расплатился, и поехал к дому. Дорогой говорил сам с собой, поминая «крокодила», ругая свою сентиментальность, взявшуюся ниоткуда.
Дома он понял – Нора спит. Тишина и покой. Ветерок швырял в окна желтые листья, ронял их на землю и играл с ними, как ребенок с игрушками. Ворошил, откидывал и снова хватал. Или, быть может, он стучался в окно, чтобы ему открыли? Чтобы поиграть уже не листьями? Или пошептаться с обитателями дома?
Игорь побродил бездумно по коридору, подошел к спальне Норы и приоткрыл дверь. Маленькая крепко спала, закутавшись в одеяло. Мелехов не решился будить ее – уж очень умиротворенной она выглядела: румяная, улыбающаяся своим снам, спокойная. Игорь и сам заулыбался, успокоился и решил выйти в сад. У порога увидел свои огромные кроссовки и маленькие ботиночки Норы. Он замер, понимая отчетливо – хозяева вот этих больших и эти маленьких теперь вместе. В одном доме. Будут дышать одним воздухом, и пить один и тот же чай. Улыбаться друг другу и видеть каждый день одни и те же вещи.
Мелехов нагнулся, изучил маленькие ботинки, отметив, что им давно уже пора быть на свалке: подошва отклеилась, швы выглядели потрепанными. Перевел взгляд на куртку Норы, что висела на крючке. Порванный рукав дешевой одежки был заштопан аккуратно, металлическая застежка молнии истерлась, скинула с себя черный цвет фабричной окраски.
– Как же так, Нора? Как?
– психанул, откинул старую курточку. – Хрен им всем, а не тебя. До чего довели.
Побубнил, позлился, а потом сгреб старые ботинки, куртку и отнес в мусорный бак, что стоял на улице. Пока шел к крыльцу, снова говорил сам с собой: