Знакомство
Шрифт:
Соня сидела на стуле рядом и, качая головой, смотрела на нас. Я подмигнул ей, мол, молчи, я тебе потом всё объясню. Потом Надюшка вдруг что-то вспомнила. Она оторвалась от меня и спросила, обращаясь к Соне,
— Вас Софья звать?
Соня кивнула. Надюшка встала с кровати и сказала:
— Мама сказала мне, что это вы спасли Сашку от смерти. Я теперь всю жизнь буду вас помнить.
Соня не привыкла, наверно, к таким словам. Было видно, что она смутилась:
— Вообще-то, мы вдвоём с твоей мамой его вытаскивали, и она сыграла здесь главную роль. Я бы ни за что не решилась
Я слушал всё это и мотал на ус, а Надюшка обратилась к Кольке:
— Слушай, извини… Я же не знала, что ты тоже помогал… Спасибо тебе. — она подошла к его кровати и протянула руку, которую Колька пожал.
Разговор с Мариной
В два часа, когда мы только что пообедали, открылась дверь, и в палату зашла Марина в сопровождении Сони. Соня держала в руках эмалированную ванночку со шприцем, и я послушно перевернулся на живот. Пока мне ставили укол, Марина отослала Надюшку домой обедать и учить уроки.
Ушла и Соня, предварительно нажаловавшись Марине на меня, что я чересчур самостоятельный и отказываюсь выполнять распоряжение врача, касающиеся постельного режима, но, в конце концов, мы остались одни. Колька не в счёт. Он сидел на своей кровати и тихонько читал свою книжку. Марина села на кровать рядом со мной, наклонилась ко мне и тихо сказала:
— Ну давай, рассказывай! Мне кажется, ты хотел со мной поговорить.
Я кивнул и, понизив голос, рассказал ей о моих страхах. О том, что не хочу попасть в колонию для малолетних или в детский дом. Марина усмехнулась и заверила меня, что ни колония, ни детский дом мне не угрожают. Оказывается, тот следователь просто запугивал меня, гад, пользуясь моей неосведомлённостью. Вот сволочь!
Я было обрадовался, но она быстро остудила меня. Сказала, что следствие ещё не завершено, этого бандита они допросить не могут, потому что кроме мычания от него ничего добиться невозможно. Их очень беспокоит вопрос, как и чем я смог его так сильно покалечить. Марина попросила меня очень подробно всё ей рассказать.
Когда я закончил, она спросила:
— Малыш, а ты ничего не придумал? Уж больно фантастически все это звучит…
Я расстроился. Уж если Марина мне не верит, то кто тогда поверит? Я уже хотел обидеться, но тут мне в голову пришла спасительная, как я подумал, мысль.
— Знаете, когда я его ударил, у меня брюки по всем швам в паху лопнули. Спросите Наташу, она это первой заметила, когда мне пальцы на ногах растирала. Потом эта тётка из детской комнаты милиции тоже видела. Она мне брюки и заштопала ещё до того, как вы с мамой приехали.
Марина подняла глаза к потолку и задумалась. Наконец, она вздохнула и вновь посмотрела на меня.
— Странно всё это… Ты, вроде, мальчишка не драчливый, а тут — раз! — и взрослому мужику одним ударом позвоночник переломил. Это ж как нужно было ударить?… Ты где так драться научился,
— Мне один мой друг показал. Мы с ним в секции самбо занимаемся. Оставались после тренировки, дожидались, когда все разойдутся и пробовали. Это очень сложный удар. Там, в спортзале, у нас он ни разу не получился, а в переулке я почему-то был уверен, что получится. Если бы я не так сильно ударил, этот гад, падая, потащил бы за собой и Наташу. Она могла сильно удариться головой или лицом. У меня другого выхода не было, понимаете? Мне нужно было хоть одного из них, но надёжно вырубить. Сразу, пока они ничего не подозревали и не слышали, что я сзади подбегаю. Это был мой единственный шанс! Я для этого и сбросил с себя всю одежду и валенки. Против двоих я бы ни за что не выстоял. Я же не знал, что тот милиционер так быстро появится.
Я вспомнил второй её вопрос:
— А зачем?… Да как раз за этим… Я в тот день, когда пошёл в секцию записываться, Надюшке так и сказал — чтобы суметь их обеих при случае защитить. Можете её спросить, если мне не верите. Я просто не знал, что это так скоро случится…
Марина побледнела ещё тогда, когда я начал рассказывать, а сейчас, наоборот, ей в лицо бросилась краска. Она порывисто обняла меня, прижалась щекой к моей щеке и горячо зашептала в самое ухо:
— Верю я тебе, верю! Ты, Малыш, даже представить себе не можешь, от какого ужаса ты меня и Надюшку избавил! Про Натку я уж молчу! Умирать буду, а этого тебе не забуду!
Она ещё много чего шептала, но я не слушал. Я обнимал её, я вдыхал запах её волос и каких-то лекарств от её белого халата, а сердце моё колотилось, как ненормальное. Оказывается, я очень соскучился по ней. Оказывается, не Наташку я люблю, а её маму. Почему-то я теперь был уверен, что тётя Марина — это моя судьба, с которой меня может разлучить только смерть…
Когда уже меня выпустят отсюда! Я хочу к ней, к девочкам, к маме… Я без них жить не могу! Марина оторвалась от меня, достала из кармана халата платочек и вытерла уголки глаз. Я покосился на Кольку, который уже не читал, а во все глаза смотрел на нас, и спросил:
— Тётя Марина, а вы можете врача спросить, когда меня отсюда выпишут? Я хочу домой…
Она кивнула:
— Уже спросила. Ещё недельку придётся здесь полежать. Тебе ведь пенициллин и витамины колют. Дома мама может только утром и вечером это делать, а нужно по три раза в день. Через неделю дозу понизят, и тогда, возможно, тебя можно будет выписать для лечения в домашних условиях. Потерпи!
— А может Надюшка будет к нам приходить и колоть, а? Вы ей покажете как… Она смышлёная, быстро научится.
Марина рассмеялась:
— Потерпи, Малыш! Неделя быстро пролетит.
Вскоре после этого она попрощалась и ушла к себе в отделение. Я тут же спросил Кольку:
— Слушай, ты нигде не видел здесь зеркало?
Он помотал башкой и прохрипел:
— Не-а… А тебе зачем?
— Хочу на морду посмотреть. Чувствую, что кожа на ушах и скулах облазит, а как всё это выглядит, не вижу.
— Спроси у Сони. Она же женщина, у неё должно быть. Да не ссы, нормально ты выглядишь. Ну, подумаешь, красные пятна…