Знаменитость
Шрифт:
Алеша, из-под носа которого только что выхватили миску с водкой, добытой таким изощренным способом, с досадой бросил ложку, и поднял гитару. И с протестом глядя прямо в глаза несостоявшейся рок-звезде, похабнейшим тоном запел:
– Жулик будет воровать! А я буду продавать! Мама, я жюлика люблю!..
Англичанка звонко рассмеялась. Видимо, оценив сцену и без досконального знания русского языка.
– Вот так Алеша небрежно, и не со зла, опускает самолюбие единственного человека, который мог бы нам помочь с записью! Вот это его самый большой талант! – подвела итог Старкова. – Теперь, на помощь не стоит рассчитывать.
Словно подтверждая ее слова, осмеянный «гуру» в ярости повернулся к Старковой.
– Ну, что, довольна? Вот такие гопники тебе в самый раз?! У них и отсасывай «в темном переулке»!
И вот тут я уже не стал сдерживаться. Папина школа наконец-то пригодилась и сработала автоматически. Нырок влево и удар в подбородок. Этот детина еще пролетел метра полтора, прежде чем рухнуть на батарею бутылок в углу. Огонь свечей, потревоженный движением, снова затрепетал. По комнате метнулись тени. Лежа на бутылках, рокер поднес ладонь к разбитому рту и посмотрел на кровь.
– Сука! – бросил он Старковой, не вставая.
Я шагнул вперед.
– Не надо, Сережа! – остановила меня Старкова. – Хватит с него. Но приложил ты его классно. Давно пора было кому-то это сделать. Пошли отсюда.
Уже в переулке мы простились с англичаночкой, которая выскочила из склепа вместе с нами.
– А как вы это повезете через границу и таможню? – поинтересовалась Старкова.
– Что-нибудь придумаю. Спрячу в кассету группы «Песняры» или Аллы Пугачевой. Отличный материал! Russian underground! Первый класс! – улыбнулась в ответ девушка, уверенными движениями заталкивая магнитофон в небольшой заплечный рюкзачок, который впору было носить школьнице, а не профессиональной «акуле пера». В следующий момент она уже бодро шагала от нас в темноту переулка.
9
Когда мы вернулись к дому, когда поднялись на площадку, и Маша уже открыла ключом дверь своей квартиры, Алеша вдруг спохватился.
– Эх, зря англичанку в гости не пригласили! Не по-русски как-то получается, – посетовал он.
– Ага, чтобы тут у меня при дочери разврат устроил? – подняла брови Старкова. – Смотрите у меня, чтобы сейчас не звука!
– Как она? – спросил Алеша, разуваясь в прихожей как можно тише.
– Катюха-то? – переспросила Маша. – А что ей будет? Растет как на дрожжах. Петь уже начинает понемногу. В музыкальной школе педагог ее вундеркиндом считает. Сейчас спит уже, наверное. Представь, сама из музыкалки пришла, сама ужин разогрела, спать легла – умница моя!
На цыпочках мы пробрались на кухню, мимо закрытой двери в комнату, где, очевидно спала девочка. На кухонном столе еще красовались остатки нашего дневного угощения.
– Ох, мужики, что же с вами делать! – вздохнула Старкова. – Нельзя вам туда идти завтра. Сердцем чую – нельзя! Это может плохо кончиться…
– Ты пойми, Маш! – горячо перебил Алеша. – Первый раз мне кто-то предлагает делать то, что я хочу. Первый раз кто-то видит во мне не просто скандально-подпольного шансонье, а настоящего певца. И неужели ради этого не стоит рискнуть? Пусть даже и жизнью? Для меня тут и риска-то на самом деле нет – иначе все равно сопьюсь, ты же знаешь. Так и буду мотаться по своему «золотому треугольнику»: Питер-Москва-Киев. Там спел «Мурку», там «Гоп-со-смыком», пока не свалюсь где-нибудь?.. Вот ты говоришь, глупость делаем? А у меня другого выхода нет. Спасибо, вот, Сереге – он деньги собрал!
Но в этот момент из комнаты, двери в которую были закрыты, раздался недовольный тоненький голос.
– Мам! – крикнула девочка. – Ну что вы так орете!
– Не будем, Катюша, спи! – спохватилась Старкова, прикрывая кухонную дверь. – Видал, какая примерная? В десять часов уже в кровати, еще на мамашу покрикивает, воспитывает, – с нежной гордостью пожаловалась Старкова.
– Знаешь, если вот сейчас не решусь – значит, я правда настоящий раб, и других песен не заслуживаю, – на полтона ниже, громким шепотом продолжал Алеша. – Представь сама, что тебе бы сейчас время назад открутить? И сделать так, что ты сможешь петь, как раньше? Неужели бы не рискнула?! Песни поёшь, хоть немного? – поинтересовался Алеша.
– Иногда, на кухне, – с грустной улыбкой призналась Маша.
Она в этот момент собирала наши грязные тарелки. Поставила их в раковину, пустила воду. И вдруг потихоньку запела.
– Думы окаянные, мысли потаенные…
– Бестолковая любовь! Головка-то забубенная! – подхватил Алеша.
– Тоже знаешь эту песню? – радостно удивилась она.
– Я все народные песни перелопатил, – с апломбом заявил Алеша.
– Фигня! – прыснула Старкова, – это авторская песня. Юлий Ким сочинил! – и, не прекращая мыть посуду, продолжила петь. – Все вы думы помнитё! Все вы думы знаетё!
– Так по что ж вы мое сердце этим огорчаете! – уже во весь голос весело допел Алеша.
И даже я, будучи совсем дилетантом, мгновенно оценил, как идеально гармонируют их голоса, как красиво звучит то, что эта парочка так легко выдала небрежным экспромтом.
– Ма-ам!!! – снова раздался скорбный вопль из комнаты. – Вы опять шумите?!
– Все, моя ласточка!!! – оглушительно пообещала Маша, и внезапно закашлялась. Громко, взахлеб, мгновенно задохнувшись. Лицо ее покраснело. Не прекращая кашлять, Старкова выбежала из кухни. И только хлопнула дверь в ванной комнате.
– Что с ней? – удивился я.
– Сорвала голос, – объяснил Алеша. – Еще тогда. Самый красивый женский голос, который мне только доводилось слышать. Из-за ерунды! – он только с досадой хлопнул себя по коленке. – Ай, что теперь об этом говорить!
Маша вернулась довольно быстро.
– Вот и все мои песни. Только и гожусь теперь – колбасу музыкантам строгать, – она развела руками с виноватой улыбкой.
Тем временем, Алеша отпросился на минутку на улицу. Сказал – покурить. А мы с Машей остались сидеть вдвоем на кухне друг напротив друга.
– И что? С этим ничего нельзя сделать? – спросил я. – Лечить горло ты не пробовала?
– Гортанный нерв защемлен, – пожала плечами она. – Опухоль трахеи, говорят доброкачественная. Из-за этого отек голосовой складки. Мне говорили, что где-то за границей, в каких-то швейцарских клиниках вроде научились это лечить. Но кто ж меня в Швейцарию выпустит? И сто тысяч швейцарских франков на операцию где взять? Так что я не переживаю. Горло – слабое место оказалось. Судьба такая. Бодливой корове бог рог не дал, – усмехнулась она, явно стремясь свести разговор к шутке.