Знамя любви
Шрифт:
И тут раздался истерический женский смех. Он послужил сигналом, повинуясь которому, все взоры обратились к великой княгине.
Екатерина спокойно, четко выговаривая слова, повернулась ко Льву Нарышкину:
– Будьте любезны, попросите музыкантов, как только они смогут, возобновить выступление. И передайте им, что я искренне сожалею о неприятном инциденте.
Спустя какую-то секунду Казя с восхищением услышала веселый спокойный смех Екатерины, как если бы ничего и не было.
Но Понятовский нервно перебирал пальцами эфес шпаги, не будучи в состоянии отойти от охватившего
– Вот это и есть его императорское высочество, великий князь Петр Федорович, который когда-нибудь станет царем всея Руси.
– И часто он ведет себя подобным образом? – поинтересовалась Казя.
– А когда ему взбредет в голову. Довольно типичный пример остроумия его высочества. А сейчас прошу меня извинить. – И он направился к Екатерине. Гости между тем защебетали с необычайным оживлением, словно стараясь изо всех сил доказать, что никакого происшествия не было. Потрепанные музыканты начали снова играть, но им удавалось извлечь из разбитых инструментов лишь отрывочные и фальшивые звуки.
«Так вот каков он, Петр, – подумала Казя. – Забулдыга из Кильской пивной. Бедная, бедная Фике». Ее вывел из задумчивости голос Льва:
– Казя, разреши представить тебе графа Александра Шувалова. – Казя улыбнулась и протянула руку. Губы у Шувалова были влажные, а рука – сухой и шершавой, как панцирь черепахи. Сонные глаза, глядевшие из-под тяжелых век, на самом деле ничего не упускали.
– Разрешите пожелать вам длительного и счастливого пребывания в Петербурге, – галантно произнес он.
Глава IV
Алексей Орлов сидел на парапете у берега Невы, болтая своими длинными ногами и насвистывая сквозь зубы. Стоял конец апреля, вечер был тихий, теплый, только что прошедший небольшой дождик отмыл булыжные мостовые до тусклого блеска. На строительстве нового Зимнего дворца еще работали, и Алексей с удовольствием наблюдал за каменщиками – подбадривая друг друга выкриками, далеко разносившимися во влажном воздухе, они споро ставили на место огромные детали каменной кладки. Оторвав от них взор, он нетерпеливо взглянул на дальний поворот, откуда обычно появлялась карета Кази. Строители, к этому моменту закончившие рабочий день, лениво перебрасывались шутками.
– Глянь-кось, братец, что-то она нонче припозднилась.
– Небось, другого себе завела.
– А этот третий лишний, что ль?
Любовники постоянно встречались здесь. Кучер Льва Бубина доехал бы сюда и с завязанными глазами, даже лошади знали, где следует замедлить бег. Но на этот раз их за перекрестком огрели кнутом – такая была спешка! Заслышав стук колес, Алексей просиял, но повернулся лицом к реке и не шелохнулся, когда карета остановилась за его спиной.
Раздался стук каблучков, она приблизилась.
– О дорогой, прости! Знаю, опоздала, но раньше никак не получалось. Лев собирался в Ораниенбаум, надо было проводить его. Как только смогла вырваться, примчалась немедленно, – сбивчиво говорила Казя.
– Чего ты с ним возишься? Нужды-то ведь никакой, – мрачно произнес Алексей.
– Так надо. – Его недовольный тон испортил радостное настроение Кази, но она этого старалась не выказывать и продолжала так же весело. – Ты понял или нет – он уехал. Ночь – вся наша. Вернусь домой, когда захочу. Пожалуйста, Алексей, не сердись, – она взяла его руку, – Во всяком случае, не сегодня, «Остались считанные часы, – подумала она, – а он дуется, вот-вот устроит очередную сцену». Назавтра Алексей уезжал в Ригу – занять пост адъютанта при генерале Ферморе. Но он продолжал стоять с сумрачным выражением лица, и Казя, отвернувшись, сделала вид, что внимательно рассматривает тяжело груженные баржи, подымающиеся вверх по течению, и грязное двухмачтовое суденышко с коричневыми парусами, которые то беспомощно повисали, то надувались, когда налетал порыв влажного ветра. Разносившаяся над водой грустная песня и вовсе настроила Казю на печальный лад.
– Ты невыносим! – слезы обиды застлали взор Кази, она отняла свою руку. Последние дни он так часто впадал в уныние! – Мне тут нечего делать, поеду домой! – холодно проговорила она. Алексей встрепенулся, неожиданно рассмеялся и притянул ее к себе.
– Прости, любимая! Я просто дурак набитый! Ну скажи, что не сердишься на меня!
Казя, в свою очередь, рассмеялась. Ветер, наконец, покрепчал, паруса наполнились, у носа суденышка поднятая им волна вскипела и отразила лучи выглянувшего солнца, ярко высветившего мрамор парапета и каменные фасады больших домов над рекой. Казя в знак примирения сжала руку Алексея и улыбнулась глазами.
– Во дворец Баратынского, – приказал он кучеру.
– Слушаюсь, ваше превосходительство. Мигом! – с бесстрастным лицом откликнулся бородатый кучер и хлестнул лошадей.
В карете Алексей обнял Казю и покрыл ее лицо поцелуями. Лошади шли резвым шагом, кучер что-то мурлыкал себе под нос, и седоки оглянуться не успели, как оказались у места назначения. Казя выскользнула из объятий Алексея, со смехом отбиваясь от его рук, привела в порядок прическу и расправила складки платья.
– Идти на прием обязательно? – спросила Казя, когда они въехали во двор дома Баратынского.
– Обязательно, хотя бы ненадолго. Федор и вечер-то устроил специально для нас. Но мы ненадолго, обещаю тебе. – Он сдвинул губами мягкие завитки ее волос и поцеловал ухо. Тело Казн все напряглось.
– Карцель приготовит нам комнаты к тому моменту, как они понадобятся.
Перед крыльцом стояла карета, с ее козел спустился лакей и подошел к Казе.
– Графиня Раденская?
– В чем дело? – ответил вместо Кази Алексей. – Зачем тебе графиня?
– Граф Алексей Шувалов приносит вашей светлости извинения и просит разрешить ему побеседовать с графиней наедине.
– Он здесь?
– Да, ваша светлость. – Человек кивнул в сторону ожидающей кареты. Казя взглянула на Алексея и покачала отрицательно головой, но он отвел ее в сторону и объяснил, что ослушаться нельзя.
– Самый могущественный человек России... Ты не можешь обидеть его отказом... – Казя с удивлением выслушала эти слова. «Орловы и те боятся этого человека!» – Но постарайся не слишком задерживаться, дорогая! Я буду тебя ждать, ждать терпеливо! – Он даже проводил Казю до кареты Шувалова.