Знание-сила, 1998 № 01 (847)
Шрифт:
• Каменотес за работой
«Выдъ на Рейн», на каналы, соединяющие его с другими реками бассейнов Северного и Балтийского морей, чья речь раздается сегодня по берегам великой западноевропейской реки? Да всех почти народов, населяющих старый континент. В трюмах барж найдешь уголь и сталь, гравий и зерно. Но, как ни странно, протяженность обычных маршрутов в стародавние времена была побольше, чем ныне. Ганзейские парусники сновали вплоть до Лиссабона на западе и Таллина (тогда он звался Ревелем) на востоке; продукция стран Средиземноморья
В старых грамотах содержатся сведения о том, что из Любека в Берген ежегодно совершали плавание нс менее двадцати судов. Тут их встречали представители ганзейской «конторе», которые уже знали спрос на привезенное добро и держали на складах готовый товар для обратного странствия. Эти «конторе» представляли собой фактории с целиком мужским населением. Существовал обычай засылать сюда из немецких ганзейских городов подростков для прохождения своего рода практики и «дубления шкуры». Старшие, бывало, подвешивали новичка за пояс и разводили рядом здоровенный костер, чтобы «подкоптить» мальчишку, бросая в огонь конский волос или клочья кожи, а сами в это время проводили «допрос», задавая ему издевательские вопросы. Потом несчастного вели в гавань, насильно окунали в холодную воду и хлестали березовыми розгами. Выдержавший испытание отсылал домой окровавленную рубаху, свидетельствующую о том, что он мужественно преодолел процесс инициации и отныне может «вступать в дело».
Для начала оно было грязным и нелегким для четырнадцати-пятнадцатилетнего подростка. Чаще всего — разгрузка бочек с пахучим тресковым жиром, прибывшим на борту норвежских судов с далеких северных Лафонтенских островов. Причем каждую бочку нужно было перелить, чтобы убедиться, не подбавили ли хитрые северяне на дно ведро-другое забортной воды.
Размещались здесь ганзейцы около самой гавани в трех десятках узких, вытянувшихся вдоль воды неотопляемых трехэтажных домах, состоявших под охраной сторожевых псов. В каждом таком доме — целый лабиринт складов, конторских комнат, помещений для лебедки и ворота, а также спальни, где за скользящей в пазах вагонной дверью высились двухэтажные нары. Спали подмастерья в отсеке по двое на матрасе, набитом морской травой. Только «аромат» рыбы, ворвани и морской травы мог хоть как-то противостоять запаху скученных давно не мытых людей. Посетители обоняют эту смесь, струящуюся от бревенчатых стен, сохранившихся и сегодня в бергенском Ганзейском музее.
• Сегодня на Эльбе у Гамбурга
В наши дни Берген — университетский город с населением около 220 тысяч человек, но вяленую рыбу вы здесь можете купить хоть на улице, где бродят десятки туристов, прибывших из дальних краев, чтобы полюбоваться страной фиордов и ледников. Местные «спецы» различают двадцать три сорта вяленой рыбы, причем высшие среди них все еще носят названия, уцелевшие с ганзейских времен: «люб» — это в честь Любека, «бремер» — это от Бремена, «холлавдер» — с намеком на Амстердам и иные нидерландские города.
Торговое дело должно было прочно держаться в ганзейских руках. И старшие купцы строго запрещали младшим сотрудникам «конторе» не только поселяться вне ее, в норвежском городе, но даже и жениться на местных девушках. Тут приговор был один: смертная казнь. Однако жизнь брала свое, и бывало, что уже давно вернувшийся в Германию купец в своем завещании «вдруг» упоминал некую норвежку и ее детей.
В музее хранится целое досье о «подвигах», совершенных за два десятилетия неким Лудольфом Крамером. Подумать только, он расхаживал в красном кафтане, отороченном дорогим мехом, носил при себе серебряную табакерку с портретом местной красотки, в открытую ухаживал за женщинами, посмел оскорбить городской совет и устроил прямо на
В зените своей славы в XIV—XV веках Ганзейский союз, эта своеобразная купеческая федеративная республика, был не слабее любой европейской монархии. При необходимости он мог применить и силу, объявить непокорным торговую блокаду. Но к войне все же он прибегал в редчайших случаях. В конце-то концов она же ставит под угрозу прибыли! Однако, когда датский король Вальдемар IV в 1367 году напал на ганзейскую базу Висбю, что на острове Готланд, и начал угрожать всей балтийской коммерции, союз решил все-таки применить оружие.
Собравшись в Грейсвальде, представители городов постановили превратить свои торговые шхуны в боевые корабли. В море вышли подлинные плавучие деревянные крепости — на носу и корме высились высоченные платформы, с которых так удобно отражать атаку идущего на абордаж противника. По кромке такой платформы возвели прочный частокол, защищающий своих лучников.
Флот, насчитывавший пятьдесят два корабля, вел мэр Любека Иоганн Випенборг. Но оказалось, что торговля дается ему лучше, чем искусство войны. Он разделил свои силы, чем позволил датскому королю напасть внезапно на одну половину ганзейского флота и потопить с десяток судов. По возвращении в Любек Виттенборт предстал перед трибуналом. Что там за преступление они конкретно ему поставили в вину, неизвестно, но вскоре на рыночной площади голову незадачливому флотоводцу отрубили.
И все же Ганза уцелела, хотя гордый своей временной победой Вальдемар Датчанин и обозвал ее «сборищем семидесяти семи гусей, крикливых, но бессильных». В конце концов ее флот взял с боя Копенгаген, разграбил его, а король был вынужден в 1370 году подписать унизительный для него Штральзундский трактат о мире.
• Марикус ван Реймерсвале. «Сборщики податей»
Еще более яркий тип бросил вызов Ганзе несколько десятилетий спустя. Это был Клаус Штертебекер, долговязый, вечно пьяный пират, грабивший мирных купцов в обоих морях. Родом из гамбургской аристократической семьи, в молодости он за храбрость в бою был возведен в рыцарское достоинство, но вскоре за постоянные дебоши лишен его. В 1402 году чаша терпения ганзейцев переполнилась, и они отрядили на поимку пирата целую небольшую армаду.
В это время флот Штертебекера стоял на якоре в устье Эльбы. Храбрый гамбургский штурман Петер Крютифельдт ночью на веслах подобрался к пиратскому флагману, носившему многозначительное имя «Бешеный пес», и привел в негодность его рулевое управление. Наутро ганзейская армада перешла в наступление. Ее головное судно «Пятнистая корова» устремилось к «Бешеному псу». Штертебекер, хотя маневрировать не мог, все же сумел пушечным бортовым огнем поджечь несколько «купцов». Однако затем «Пса» взяли на абордаж, а его командира в плен Его с семьюдесятью соратниками приволокли в Гамбург, где, естественно, и обезглавили. Тем не менее в памяти народной Долговязый Клаус сохранился как некий морской Робин Гуд, «заступник простых людей».
Несмотря на все свои коммерческие и ратные успехи, Ганза, консервативная До мозга костей, сама себе постепенно создавала трудности. Ее правила требовали, чтобы наследство делилось между многочисленными детьми, а это препятствовало накоплению капитала в одних руках, без чего «дело» не могло расширяться. Постоянно не подпуская к власти цеховое ремесленничество, неповоротливые старшие купчины подталкивали низшие классы к кровавому бунту, особенно опасному внутри собственных городских стен. Вечное стремление к монополии возбуждало возмущение в других странах, где росло национальное чувство. Может быть, важнее всего стало то, что ганзейцам недоставало поддержки центральной власти в самой Германии.