Знойная параллель
Шрифт:
— Товарищ подполковник, нельзя ли на вечер взять доклад? Кое-что хотел бы дополнить.
— Нельзя, потому что доклад у командира полка, затем его посмотрит начальник штаба. Обсудят, внесут замечания, вот тогда и внесете свои коррективы. Я сообщу вам, когда это можно будет сделать.
— Ясно, товарищ подполковник.
Проходит день, другой. Работаю на матчасти. Под самолетом чистота, нет ни травинки. Пулемет вычищен. Заодно выдраил и весь корпус «Илюхи» каустической содой. Хожу весь в масле. Веселая житуха!
Руки в масле, носВ пятницу, часа за два до рассвета,— тревога.
— Тревога! — орет во всю мощь легких дневальный.
— Трево-о-ога! — вторит ему дежурный по эскадрилье.
— Тревога, тревога, подымайсь! — петушком выкрикивает старшина.
— Живей, живей, орлы! Приготовиться к построению! — поторапливает адъютант эскадрильи.
Весь офицерский состав в казарме. Летчики курят в коридоре, покашливают и наблюдают, как их подчиненные лихо сбрасывают с себя одеяла, одеваются, бегут к пирамиде, хватают карабины и становятся в строй.
— Отставить оружие! — кричит адъютант.— Надеть комбинезоны!
И вот уже суматоха у вешалки. Сопят братцы, поругиваются, толкаются локтями.
— Эскадрилья, становись! — кричит адъютант. — Равняйсь! Смирно!
После сдачи рапорта комэску Чернявину отправляемся на стоянку.
Топаем в темноте, наступая друг другу на пятки. Снег подтаял. Оттепель. Даже на ночь грязь не замерзла. На стоянке сразу бросились к самолетам. Стаскиваем чехлы и с каким-то жадным ожесточением тащим их к каптерке. Цель столь невероятного усердия — одна. Поспать, завернувшись в чехол, еще минуток шестьдесят, пока механики и мотористы будут обкатывать моторы. Заворачиваемся по два, три человека в каждый чехол. Засыпаем и слышим, как на всю Хурангизскую долину разносится мерный и невероятно мощный гул работающих моторов. Примерно через час просыпаемся, словно по заказу. Просыпаемся от наступившей тишины. Теперь наш черед. Спешим к самолетам.
— Природин, где ты там?! — кричит Хатынцев.
— Здесь, товарищ лейтенант. В кабине уже.
— Молодец, ты всегда наперед батьки лезешь в пекло. Давай-ка проверим шлемофоны.
Проверяем надежность наушников. Работают исправно. Хатынцев начинает гонять мотор на всех оборотах. Вот сбавил газ, ждет сигнала. Проходит минута, другая, и над взлетным полем повисает зеленая ракета. Полеты в составе полка, посвященные десятой годовщине его рождения, начаты. «Илы», словно огромные зеленые жуки, ползут со стоянок к взлетной полосе на предстартовую площадку. Там, возле рации командный состав и десятки спецмашин: с бензином, с маслом, дежурные кареты «скорой помощи», машины, груженные баллонами со сжатым воздухом. Некоторые самолеты не успели зарядиться воздухом на стоянке и заряжаются прямо здесь. В сутолоке незаметно наступает рассвет, а это значит: ждать больше нечего — надо взлетать.
«Парадом» с земли сегодня командуют представители из штаба дивизии. Сам «батя» поведет звено управления. Причем, взлетает первым, в паре с заместителем по летной части. Вот их машины выруливают на взлетную полосу, следует отмашка флажком стартера, и самолеты, взревев, несутся по травянистому полю.
— Ну что ж, хорошо! — довольно говорит Хатынцев. — Посмотрим, что нам скажет вторая пара.
Вторая пара «Илюх», тоже из звена управления, взлет производит с таким же блеском.
— Пошла губерния, — удовлетворенно тянет механик и смотрит на часы.— Разрыв между двумя парами ровно тридцать секунд. Я засек, товарищ лейтенант.
— Только так, — подтверждает Хатынцев. —А иначе, какой смысл всем полком лететь? Если б на взлет каждого самолета была затрачена всего лишь минута, то последний — пятидесятый по счету, поднялся бы в воздух через пятьдесят минут после первого. Последний бы поднялся, а первому уже садиться надо — бензин на исходе. Поднять все пятьдесят машин единым духом — в этом и весь смысл боевой подготовки...
Взлетают парами. Быстро все это происходит. Вот уже и наша эскадрилья наготове. Сели с Хатынцевым в машину, закрыли фонари, ждем вызова. Потихоньку работает мотор.
— Сокол-2, на старт! — звучит команда.
— Есть на старт! — чеканит Хатынцев и взмахивает руками. Это жест для механика, чтобы убрали из-под шасси тормозные колодки. — Ну, потопали, — говорит он мне.
— Ни пуха ни пера, товарищ лейтенант.
— К черту...
Выруливаем на старт, дожидаемся отмашки стартера. И вот взлет. Трехчасовое напряжение ожидания взлета сразу сменяется легкой нервозностью. Сердце стучит учащенно, а уши с кошачьей чуткостью вслушиваются в ритм мотора. «Не чихает, случайно? Кажется, нет. Слава аллаху!» Мягкое, желанное спокойствие разливается по всему телу. И радость ощущения самого полета. Сначала я вижу только стабилизатор, покачивающуюся проволоку антенны и белое пятно птичьего помета на киле. «Вот, сволочь, — ругаю птицу. — И когда она успела?» Но вот за стабилизатором, примерно в двух километрах, вижу идут парой «тройка» и «четверка». Они должны нагнать нас и пристроиться справа. Так и есть. Они заходят сбоку, и вот уже я не вижу их, поскольку сижу спиной к носу самолета. Теперь мне уже видна четверка других, следом идущих самолетов.
Мы пролетаем над Хурангизской долиной. Зрелище удивительно красивое. Горы сплошь в снегу. Только возле самого Куткудука они бурые: там снег уже растаял и проталины по всей долине. На полях виднеются тракторы и грузовые машины на дорогах. Затем мы пролетаем над городом Хурангизом. Я смотрю вниз. Интересно, где там общежитие пединститута? Нет, не разберешься сразу, где что. Дома, сады, опять дома, площадь, железная дорога, поезд.
Ровно через тридцать минут возвращаемся на свой круг. Самолеты заходят на посадку, облетая Куткудукские озера. Вон оно, роковое и желанное озерцо, на котором я познакомился с Тоней. А вон и поселок, в котором живет ее мама. Избушки, садики кажутся игрушечными. Будет тепло, обязательно сагитирую Тоню съездить к ней домой и познакомлюсь с ее матерью.
— Сосна, я Сокол-2! — говорит по рации Хатын-цев. — Разрешите посадку!
— Сокол-2, посадку разрешаю. Выпускайте шасси!
«А что если шасси не сработают?» — испуганно думаю я и слышу, как самолет вздрагивает всем корпусом. Это он выпустил колеса. Теперь весь вопрос — дадим «козла» или нет? Хатынцев этим озабочен больше моего. Сядет «впритирку» — получит благодарность на послеполетных разборах. Даст «козла» — пропесочат.
— Ну, милая, — почти стонет он, сажая машину,— не подкачай...
И самолет, мягко коснувшись земли, как послушный конь, бежит по зеленому полю.
— Сокол-2, заруливайте на стоянку.
— Слушаюсь, — удовлетворенно отзывается Хатынцев и начинает насвистывать мотивчик из «Кармен».
На стоянке мы вылезаем из кабин, улыбаемся от сознания успешно выполненного задания. Вот «Илюхи» один за другим заруливают на свои стоянки. Смотрим на них, и таким хорошим кажется сегодняшний день. Сколько в нем солнца и голубизны! Теперь — небольшой отдых, а потом торжественная часть и общеполковой праздничный ужин.