Золотарь, или Просите, и дано будет…
Шрифт:
Рита разрезала себе ноздри.
На меня она не обратила ни малейшего внимания. Выбитая дверь? — разразись в коридоре самум, начнись океанский шторм, она бы и этого не заметила.
— Меня в морге родители не узнают, — счастливо хихикнула Рита.
И поднесла ножницы к глазу.
Я вцепился в ее руку, как обезьяна — в спасительную ветку. Две мои руки — против ее одной. Две человеческие, плоть и кожа, и жалкие мышцы — против гибкой стали, и яростного пластика, и безумия, сошедшего с небес. Запах ванили наполнил ванную. Черные
Нет, не ножницы — ногти левой, свободной руки.
— Тебя в морге родители не узнают, — предупредила Рита.
И ударила снова.
А в зеркале на стене, напротив Риты, была подворотня, и серый бетон, и мой Антошка с разбегу бился о стену головой. Первый случай жертвы и исполнителя в одном лице. Теперь уже — второй.
Со временем творились чудеса. Я дрался с ней вечность. Натэлла примчалась к нам мгновенно. Как это совместить, я не знаю. Как Рита не выцарапала мне глаза, не знаю. Как ножницы вспороли мне мочку уха, не знаю. А уж каким образом Натэлла ударилась оземь и превратилась в Чистильщика — не знаю и знать не хочу.
Огромный, деловитый, он оторвал фурию от дурака.
— В морге! — крикнула Рита.
— Да, — согласился Чистильщик и ударил.
В боксе это называется хук.
— Сдурел? — заорал я, глядя на бесчувственную Риту.
Она сидела, запрокинув голову, между мойкой и душевой кабиной. Ножницы валялись рядом. Неясно, куда пришелся кулак Вадима Петровича, но пришелся он кстати. Неземной покой снизошел на лицо женщины. Блестела кровь — на губах, на подбородке… Чуть дрожали ресницы. И рот — рот Джокера, терзающего Готем-сити — перестал бормотать про морг и родителей.
— Нет, — ответил Чистильщик.
И ударил еще раз.
В боксе это называется бомба. Не спрашивайте, куда сел я. Или лег.
Не знаю. Не помню.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
ПРИВЕТ ИЗ СИБИРИ
Выглядело это — как в кино.
Очень близкая дистанция. Перенос центра тяжести. Хитрый подворот тела. С ноги на ногу — раз! И кулак — снизу вверх, по красивой дуге. В подбородок. В чисто выбритый с утра, до боли знакомый подбородок. Черт возьми, мишень просто наделась на этот увесистый чудо-кулак…
— Апперкот, — с удовлетворением сказал Чистильщик. — Моя фишка.
Пальцы его легли на клавиатуру ноутбука.
— Ты на замедленной посмотри. Вот где класс!
— Зачем ты мне это показываешь? — спросил Золотарь.
Чистильщик удивился:
— А кто еще оценит? Если не ты?
— Я уже оценил.
Трагическим жестом Золотарь обвел палату. Грех жаловаться, палата была отдельная. Типа «люкс». С холодильником и телевизором. С выходом в Интернет, гори он синим пламенем. С видом на парк из окна. Беседки, мраморные нимфы, скамеечки…
Частная клиника
— Мало. Вот, смотри: ювелирная работа.
— Ты мне зуб сломал.
— Не ври.
— Сломал.
— Ничего я не ломал. Тебе зуб наращивали, вот и откололось.
— Ты отколол, горилла.
— Скажем так: при моем участии. Давай еще раз прокручу.
— Иди в пень.
— Получишь удовольствие.
— Я уже получил…
Клинику оплатил «Авгикон». Золотарь торчал тут восьмой день. Каждый раз, когда он затевал разговор о выписке, улыбчивый врач спрашивал: вам у нас плохо? Хорошо, честно отвечал Золотарь. Но дома — лучше. Ведь я здоров? В целом, соглашался врач. И переходил к частностям. Из них следовало, что только наблюдение специалистов спасет пациента от знакомства с гробовщиком.
Золотарь понимал: сбеги он из клиники, никто его силой возвращать не станет. Пожурят, и все. Сбегу, говорил он себе. Вот завтра и сбегу. Но здесь было так тихо, так спокойно… К обеду подавали графинчик каберне. Для укрепления сил. Перед ужином все гуляли в парке. Кроме Риты — она не выходила.
Ела она тоже отдельно.
— А что я должен был делать? — риторически спросил Чистильщик, в десятый раз любуясь своим апперкотом. Сейчас он крутил «покадровку». — Вы дрались. Ты бы видел, как вы дрались… Как звери. Я не знал, кто из вас импицирован. Я ничего не знал. Решил перестраховаться.
— Карлсон тебе звонил. Ты не брал трубку.
— Аккумулятор сел, мать его…
— Ты каждому из нас поручил звонить тебе?
— Ага. Все это время я не подходил к компьютеру. Во избежание. И Натэлла. И Черный. Ни дома, ни на работе. Нигде. Вот и пришлось завязать внешников на вас.
— Они тоже не могли к тебе дозвониться?
— Они звонили. Говорю ж, аккумулятор. Блин! Так все хорошо продумали, продублировали, обложились запасками… И нате-здрасте!
Подойдя к столу, Чистильщик взял яблоко из вазы с фруктами. Каждое утро круглолицая медсестричка приносила в палату эту вазу. Яблоки, апельсины, виноград. Бананы. Израильскую хурму «шерон». Золотарь знал этот сорт — им торговали круглый год в киоске на углу. Весной — еда для миллионеров.
Откуда узнали, что он душу продаст за хурму?
— Продумали они. Не чавкай! Раздражаешь…
— Нервный ты стал, Золотарь.
— С вами станешь…
— Да ладно! Ну, нокаут. Обычное дело.
— Обычное? Ты, терминатор! Ты хоть знаешь, что происходит во время нокаута?
— Что?
— В момент удара череп резко движется. Мой, между прочим, череп. Мозговые оболочки растягиваются — мои, между прочим, оболочки. Мозг по инерции тоже сдвигается.
— Твой, между прочим, мозг.
— Именно. И мой, между прочим, мозг ударяется о внутреннюю часть черепа.