Золотая клетка

Джеймс Вик

Сильюн скривил губы. Хорошо, что Гавар не слышит, как мать отрекается от его ребенка. Девочке неохотно дали фамилию Джардин, хотя ее принадлежность к роду никто не отрицал. Ее медно-рыжие волосы ярко свидетельствовали о родстве с Гаваром и лордом Уиттамом Джардином. Но других привилегий крови у ребенка не было.

– Думаю, эти замечательные люди не допустят ничего подобного, – продолжала мать.

Сильюн проявлял живой интерес к незаконнорожденной дочери своего старшего брата. Как правило, среди великих семей о бастардах, рожденных от рабынь, никогда и ничего не было слышно: матерей с их приплодом изгоняли. К счастью, смерть Лии избавила маленькую Либби

от такой судьбы и дала Сильюну возможность изучать ее в непосредственной близости. Поскольку только один из ее родителей был Равным, Либби могла быть Бездарной. Но этого заранее знать не дано. Сильюна заинтриговало то, что произошло у ворот в ту ночь, когда Лия попыталась сбежать. В Кайнестоне и раньше случались странности: как, например, с Дженнером, имевшим безупречную родословную, но не имевшим Дара.

Однако сегодня Либби интересовала Сильюна меньше всего. Его голова была занята другим.

В самое ближайшее время ожидался приезд в Кайнестон канцлера казначейства – самого Уинтерборна Зелстона. Зелстон намеревался нанести визит сестре матери, тете Эвтерпе, с которой был в юности помолвлен. Хотя очень возможно, что они помолвлены до сих пор: Зелстон был слишком влюблен, чтобы разорвать помолвку, и к тому же страдал от чувства вины. Но тетя Эвтерпа находилась не в том состоянии, чтобы идти к алтарю. Последние двадцать пять лет она ни к чему не была расположена, кроме как дышать и спать.

У Сильюна на этот счет имелись новости, которыми он готов был поделиться с Зелстоном. И для канцлера это будет не рядовой визит.

Сильюн сгорал от нетерпения. Одна нога под столом уже выплясывала джигу, и он положил руку на колено, чтобы ее унять. В такие ответственные дни Сильюн чувствовал, как Дар у него внутри вибрирует и ищет выхода. Выход Дара из глубин вовне был сродни игре на скрипке. Вибрация струн достигала предела, и вырывалась музыка – изысканная, неотразимая. Высвобождение Дара причиняло Сильюну боль.

Сильюн не понимал, как его семья может жить, не испытывая видимого неудобства от постоянной необходимости высвобождать Дар. И как лишенный Дара Дженнер вообще может жить.

– Похоже, они честные и надежные люди, – сказала мама, смахивая крошки с губ, даже не размазав помады. – К четырем часам они должны приехать, так что ты можешь понадобиться. Дженнер займется их размещением. Взгляни.

И фотография по полированному столу из орехового дерева скользнула в сторону Сильюна. Пять человек на английском ветреном пляже. Мужчина средних лет, с наметившейся лысиной, с гордой улыбкой обнимает женщину с короткой стрижкой, в топе на молнии. На переднем плане прямо в камеру смотрит маленькая девочка с лицом в крапинках веснушек. По краям от родителей стоят старшие дети: высокая девушка с длинными, заплетенными в косу рыжеватыми волосами – она схвачена в момент, когда решала, улыбнуться или нет, – и светловолосый мальчик со смущенной улыбкой.

Девушка с косой, слава богу, не во вкусе Гавара. На мальчике Сильюн задержал взгляд. Он был примерно его возраста, и это открывало интересные перспективы.

– Сколько лет сыну?

– Думаю, лет семнадцать. Но он не приедет. Я просто не знаю, чем его занять. Кроме того, мальчики в таком возрасте деструктивные и неуправляемые. За исключением тебя, мой дорогой. Ты таким никогда не был.

В знак высокой оценки любимого сына леди Талия подняла маленькую чайную чашечку. Хотя конкурентов среди братьев у Сильюна, можно сказать, не было. Он безмятежно улыбнулся в ответ. Конечно, немного жаль, что парень не приедет. Возможно, вместо него подойдет одна из его сестер.

– И я не представляю, какая польза может быть от маленькой девочки.

– Согласна с тобой. Но Дженнер настаивал. Он хотел принять всю семью, утверждал, что мы не вправе разлучать детей с родителями. Я пошла на компромисс и согласилась взять эту девочку, но отказалась от мальчика. Дженнера это не удовлетворило. Но он знает, что последнее слово за мной. Меня беспокоит отношение Дженнера к подобному сорту людей: слишком много участия с его стороны. И мы с отцом не желаем этому потакать.

Несчастный недостаток Дженнера и его неуместное сочувствие к простолюдинам являлось достаточно заезженной темой семейных разговоров, поэтому Сильюн сосредоточил внимание на лежавшей на тарелке груше. Груша была практически полностью разрезана на аккуратные дольки, когда из коридора донесся резкий звонок в дверь и следом эхом долетел душераздирающий вой.

Должно быть, двоюродная бабушка Гипатия привела своего питомца. Сильюн прислушался: вой перешел в тихое поскуливание. Было бы милосерднее убить это несчастное создание. Хотя выпустить на свободу и понаблюдать за ним представлялось куда забавнее.

– Вот и канцлер пожаловал с твоей двоюродной бабушкой, – сказала леди Талия и, прежде чем подняться, посмотрелась в серебряный кувшин для сливок. – Твой отец убедительно попросил ее приехать, чтобы поговорить о свадьбе Гавара. Когда она услышала, что здесь будет Уинтерборн, то напросилась прокатиться в его роскошном служебном автомобиле. Только Гипатия может убедить самого могущественного человека в стране подвезти ее по личным надобностям.

Гости ждали у резных дубовых дверей Кайнестона: канцлер казначейства Великобритании Уинтерборн Зелстон, величественный государственный муж, и двоюродная бабушка Гипатия, великолепная, с ног до головы в лисьем меху. Все шкурки были добыты ею собственноручно на охоте. Между ними лежало, раздувая бока, грязное существо. Оно периодически чесалось, словно его одолевали блохи, но, скорее всего, чесались болячки, покрывавшие кожу на выпирающих ребрах. Подстриженные когти глухо скребли по каменной плитке пола.

– Лорд-канцлер. – Леди Талия опустилась в реверансе.

Канцлер учтиво кивнул, солнечный свет из огромных окон Большого холла отразился в бусинах, украшавших его аккуратные афрокосички, и рассыпался яркими блестками по стенам Кайнестона. Сильюн подозревал, что канцлер долго осваивал искусство эффектной подачи своей персоны.

Зелстон пожал руку леди Талии, платиновые кольца поблескивали на его темных пальцах. Безупречно белые крахмальные манжеты выглядывали из рукавов дорогого черного пальто. Всем своим внешним видом Зелстон являл образец человека абсолютных принципов. Его политика была менее образцовой. Отец, до него занимавший кресло канцлера, регулярно за обеденным столом выступал с резкой критикой недостатков того, кому уступил это кресло.

– Для меня честь вновь посетить Кайнестон, – пророкотал Зелстон. – Сожалею, что парламентские дела так долго не позволяли мне этого сделать. Я скучал по Кайнестону.

– И моя сестра Эвтерпа скучала по вас, – сказала леди Талия. – Я уверена, хотя наверняка нам это не известно. Пожалуйста, пройдите к ней.

Канцлер не стал терять времени. Бросил короткое «до свидания» двоюродной бабушке Гипатии и направился во внутренние покои дома. Отлепившись от стены, Сильюн осторожно перешагнул через дрожавшее мелкой дрожью существо и последовал за ним. Походя удостоил двоюродную бабушку приветствием – пустые слова, по сути дела.