Золотая лихорадка
Шрифт:
– Пойдем, сын, пахать, – сказал Егор, – Васька и Сашка пусть моют. А мы с тобой будем сеять хлеб, лен, гречиху, растить коней, скот.
– А кони у Ильюшки дикошарые, – отозвался Петрован. – Они уплывут с острова, где он их оставил. Что тогда?
Отец не ответил. Только мельком взглянул он туда, где за изгибом реки тянулись острова. Сейчас они во мгле дождя, как сплошные серые пласты.
– Иван поехал во Францию, – сказал Петр. – А у Васьки есть книга о той стране.
Редко нападала на Петрована подобная
Трава была мокрая, пашня мокрая. Ноги вязли, и кони хлюпали копытами по грязи.
У Егора душа болела за сына и за всех поехавших на прииск. Он надеялся на Сашку. Тот никогда не брался за дело, которого не умел делать. А что делал, то умел. Оп был надежный человек. За десять лет жизни в Уральском он ни разу никого не обманул и никому не соврал даже в мелочах. Каков человек – видно по труду.
Федор Барабанов бросил все, оставил магазин на жену. Федор умен, умеет обойтись с людьми. Он рискует. Оставил свою торговлю! Барабановы взяли с собой в дорогу бывшего каторжника Якова, который давно жил у них в работниках. Отец Барабанов смел, а всегда ноет, плачет, жалуется и вдруг рискует! Пошел в свое время на переселение. Немало случаев бывало по дороге, что выручал он Егора. Кузнецов тоже в долгу не оставался.
А школу построили. Егор знал, что много, очень много может человек сделать, если он стоит на своем месте. Теперь в Уральском есть школа, мельница. Старые избы целы, а уж новые стоят. Пашутся пашни, заведена почтовая гоньба. Все умеют ловить рыбу. Теперь есть кузница. Все люди произвели себе сами. А на старых местах всегда толковали, что народ лодырь.
«Лодырь?» – подумал Егор.
Ветер подул сильней, дождь стих.
К Кузнецовым пришла Одака, жена Сашки.
Двое Сашкиных мальчишек разговаривали в углу с Алешкой Кузнецовым.
– Мама, я к тебе, – говорила Одака. – Сашка хочет меня на куски разрезать.
– Как это разрезать? – удивилась бабка Дарья.
– Живи у нас. Дом большой, – сказала Наталья, – места хватит. Дело тебе найдем. Да что случилось? Опять ревнует?
– Нет еще…
Алешка усадил маленьких гостей на лавку и показывал им букварь.
– Ой, букварь так любят читать! – сказала Одака. – Не оторвешь от букваря. Сашка ведь добрый и всегда шутит. Он такой разговорчивый, говорит на всяком языке, на каждом шутит и даже складывает стихи.
– А как же без тебя хозяйство? – спросила бабка Дарья.
– Уй, там же полон дом работников. Володька там, он все знает. А я боюсь. А то Сашка потом что-нибудь подумает и меня зарежет. А я ни-че-го плохого не делала. А Сашка все грозит, что будет мне шею резать. «Я тебе, говорит, чики-чики». Говорит, тебя убью и детей убью и себе буду резать горло ножом. Пусть работники сами хозяйничают! Они все такие же, как Сашка. И пусть сами все делают!
– Ты не хочешь дома жить? Может,
– Нет, мама. Это наши – побьют и все! У нас папка палкой нас бил. А Сашка не такой. Если он пригрозит, то так и сделает. Если скажет, то зарежет.
– Это он тебя только пугает! – сказала Наталья.
– Не так страшен черт, – подтвердила бабка.
– Если у тебя, Наталья, нельзя, то я к своей маме уеду.
– Почему же нельзя? Вон во дворе старая изба, займи там кухню или горницу. Одеяла тебе дадим. Живи!
– Ой, какой ревнивый! А Егор не пошел мыть?
– Нет, он остался.
Одака удивлялась в душе, что Егор не пошел и отказывается от золота, о котором все так мечтают.
– Нынче многие туда поедут.
– И лавочники?
– Нет, им не сказали. Сашка их не любит. Ой, я так боюсь, так боюсь.
– Хочешь, так поезжай к своим.
– Там еще хуже. Там толстый Гао пристает ко мне. А сын Гао в городе теперь живет, стал богатый, православный, на русской женился. Я когда девушкой была, они хотели меня в лавку затащить. А Гао-старый тоже плохой был. Он из города приезжал один раз.
– Ну так и живи у нас.
– Ой, нет, ой, как же можно!
Егор пришел с пашни с конем в поводу. Он заметил в глубине двора выстиранные и развешанные на ветру дабовые курточки с серебряными шариками-пуговицами.
Из старой избы выбежала Одака и стала кланяться…
Однажды к Егору, отдыхавшему в зной на ветру после бороньбы, подошли пятеро мужиков. Они сняли шапки, и старик сказал:
– Егору Кондратьевичу. Мы орловские! Опять в доме гости.
– Мы вместе с вами из Расеи плыли на плотах, – говорил старик, – до того по Сибири ехали в одно время, еще не знали друг друга. А на реке познакомились.
– Как же это ты, Егор Кондратьевич, дома? – спросил прыщеватый мужик.
– Дома.
– Что же на прииск не идешь? Мы ведь туда собрались. Да узнали по дороге и удивились… Сам открыл, а ходишь с бороной. Народ тянется, а народ что вода… А как без тебя…
– Люди дороги не знают, – подтвердил старик.
Егор рассказал, куда плыть, но сам ехать наотрез отказался. Орловцы переночевали, запаслись хлебом и отправились дальше.
Егор не хотел бросать своего дела, срываться с места.
«Пусть дети все начнут сами, – полагал он, – а я подожду, что получится, как будто и нет еще этого золота!»
ГЛАВА 19
. За спинами на рогульках два китайца понесли в гору тяжелые чемоданы Афанасьева. Старые приятели покатили на двухколесной американке.
– Что за город! – сказал Афанасьев. – Сплошные горы! Как тут ходить. В Николаевске и то место ровней. А ты, видно, хочешь совсем сюда перебраться? – спросил он у Бердышова. – Ведь Николаевск хиреет.